К этим заметкам подтолкнул мастерски подготовленный диалог «Арт-терапия в костюме привидения». Живой образный язык. Обилие интересных рассуждений. Однако, думается, тема не исчерпана. Так же, как она не может быть исчерпана и моими размышлениями.

Начать уместно с того, о чем в самом диалоге и не обязаны были упоминать: с трагедии в Сеуле, где в день праздника в давке только погибших больше 150 человек. Я не стал бы примитивно относить это лишь к Хеллоуину. Как ни горько, но подобное повторяется в самых разных ситуациях. Во время религиозных праздников совсем иного рода (не карнавальных) гибли и в Аравии, и в Индии, а в самом конце прошлого столетия в Минске, в давке после рок-концерта, погибли свыше 50 человек. О том же, сколько людей погибло во время похорон Сталина, предположительные данные до сих пор противоречивы. Трагедии совершенно разные. Объединяет их одно: толпа в стесненном положении, да еще возбужденная, смертельно опасна. И опасность тут не в конкретной идеологии, конкретной политической системе и т. д.

Что же касается собственно Хеллоуина, то я не его поклонник. Хотя любые ограничения, либо, наоборот, подстегивания сверху - не по мне, будь это хоть Хеллоуин, хоть День святого Валентина, который почему-то иные псевдопатриотические умники то тут, то там начинают считать инородным нашей культуре (или точнее - нашим культурам). Получается забавно: Дню влюбленных требуется придать ту или иную «национальную окраску», вспоминая «родные имена», но при этом не зазорно тянуть к себе с так называемого дальнего зарубежья все, что только тянется. Ну тогда, если уж быть последовательными, давайте и всякие там «хонды» и «мерсы» перелицовывать на «тулпары», «орловские рысаки» и прочее. Такого рода суета вокруг идентичности напоминает мне чехарду с ономастикой. Чем бы ни заниматься, лишь бы имитировать деятельность…

Что же касается непосредственно заимствований и тем более форм карнавальности, то тут многое очень непросто. Конечно, в мире все переплетено, и без чего-то инородного, ставшего своим, не было бы ни национальных языков, ни культур, ни взлетов в спорте. Верно и то, что дети могут не акцентировать внимание на том, что кажется неуместным взрослым. Сколько нечисти, жестокостей и ужасов в сказках самых разных народов мира. Тут и сына змеючки вместо Телесика сажают в печь, а потом скармливают змеиной мамаше и ее гостям. И прочая, и прочая. Да что сказки! Вспомним Онегина. Я сам, лишь перечитав «Бесы» Достоевского, задумался: а кто для нас Печорин или тот же Онегин? Евгений спокойненько из-за чепухи убивает на дуэли своего друга и жениха Ольги, сестры Татьяны. И никаких терзаний. Мало того. Он после всего этого еще подкатывает к уже вышедшей замуж Татьяне. Миллионы учили все это в школе и не становились убийцами именно на основе этого. Такой чужой мир, словно легкие облака, проплывал мимо сознания. То же и со сказками…

Но иное дело - зримые образы, а не те, что обрисованы словом. Эти могут совершенно неожиданным для взрослого путем запасть в память ребенка. С тем же занятным «Ну, погоди!» тоже не все просто. И дело не в том, курит ли волк, и не в том, кто воплощает «зло». Чисто зрительно волк постоянно попадает в ситуации, когда ему больно. Тысячи могут пропустить подобное мимо сознания. Как проходящий мимо полустанка поезд. А кто-то запнется: волку же больно! Более того, эта боль варьируется на все лады. И даже слово способно восприниматься по-разному. Вспоминаю, как мой, совсем еще маленький сын воспринял вроде бы совсем невинный стишок о том, как делили апельсин: этому то-то, тому - другая долька, а для волка - кожура. «Ну почему так несправедливо?» - спросил он. И здесь есть, что исследовать психологам.

А ведь есть и еще одно: деэстетизация нашего и прежде всего детского мира. Тот же Хеллоуин, те же заполняющие города Хаги-Ваги - сами по себе лишь ничуть не пугающие массу детей и взрослых фрагменты. Но вглядимся внимательнее в то, о чем я пишу далеко не первым. Мультики со ртами на щеках, животные произвольной, неестественной окраски, добавьте к этому гаджеты, когда они не столько расширяют мир, сколько заменяют живое общение. И мы увидим, что нас буквально вкатывают в мир деформированный, в котором перетасовывается не только естественное и неестественное (а не просто фантазийное), не только красивое и безобразное, но и пристойное и непристойное. И исподволь, уже в совершенно взрослых фильмах, потоках блогерских словоизлияний стираются сами основы представлений о добре и зле, правде и лжи.

Так что и когда мы касаемся праздников, игрушек и прочего, будь то Хеллоуин или что иное, очень хотелось бы идти к пониманию того, что «критика фрагментов чужеродных культур» способна стать (и так бывало не раз) способом переключения внимания на третьестепенное. Но анализ частностей при более широком взгляде способен нас выводить на общие, очень тревожные проблемы человеческой цивилизации. Проблемы, которые никак не сводятся лишь к плакатно истолкованному столкновению Своего и Чужеродного…