Юрий БОНДАРЕНКО: Чем дорога вымощена?

«Не может же того быть, чтобы в городском руководстве не осталось здравомыслящих людей!»
3 января 2015, 09:20 |  Мнения

Идем по Центральному скверу Костаная с товарищем, приехавшим из Санкт-Петербурга. Дорожки – и в сквере, и подле него, и подле Дома дружбы – сплошной каток. Хоть коньки надевай. На одной из дорожек, как, впрочем и в иных местах, парни в робах чистят снег, да так, чтобы снежиночки не осталось. Работа, прямо скажем, не из легких. Но что в результате? В результате остается лед, и чтобы идти по таким вот, забравшим столько сил дорожкам, надо быть эквилибристом.

Товарищ спрашивает: «Что же вы делаете? Ходить-то после такой очистки еще труднее, местами почти невозможно». В ответ: «Да мы ж не от нечего делать. Такое распоряжение».

Вполне понятно, что и снег местами со временем заледеневает, и тротуары оказываются не очень-то проходимыми. Но, как правило, тонкий слой шершавого, хрустящего под ногами снега резко ослабляет скольжение. Не случайно, если приглядеться, и в Сити-центре, и в сквере, и рядом многие пытаются идти там, где остался хоть какой-то намек на снег.

Намерения-то благие. Но недаром говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена. Какие тратятся силы! А итог – почти сплошной лед и живописные группы, усиленно долбящие в местах, особо доступных начальственному оку. Но разве все выдолбишь? Да и сил сколько для этого надо! Так, где же логика?

Боюсь, здесь то же, что с радиомаячками, которые, надрываясь у светофоров, целыми днями бьют по ушам и мозгам, включая и места детских площадок. Казалось бы, что проще: отрегулировать время работы, места и громкость, безусловно,  вредных, особенно при их постоянстве, звуковых раздражителей. Так нет же! Такое ощущение, что и в первом, и во втором, да и не только этих случаях, плоды прогресса используют, как мартышка и очки.

Поразительная вещь! Многие, приезжающие не первый раз в Костанай, замечают, как хорошеет наш город. Но мы же не можем без ложек дегтя. Смотришь и думаешь: какая же это небезопасная штуковина, как бы это помягче сказать, чудак с инициативой: куда бы он не влез – везде, словно слон в посудной лавке. И ладно бы сам искал приключений на свою голову, так ведь и всем прочим достается: кто пыхтит над работой, которая не всегда впрок, кто скользит по блестящим, как стекло, тротуарам, кто стонет под шквалами «звукового террора», кто печалится о безрассудно порубленных и выкорчеванных кустарниках и деревьях. Но опять, как у Крылова: «А Васька слушает, да ест!»

Иногда задумываешься: «Ну не может же того быть, чтобы в городском руководстве не осталось здравомыслящих людей!» Ведь многие «мелочи» очевидны всем, кроме активных чудаков и тех, кто мог бы этим чудакам хоть иногда сказать: «Тпру, стой!» Неужели нельзя хоть через раз сначала думать, просчитывать, а потом что-то делать, являя нам свою инициативу? Но, может быть, дело просто в том, что лица, причастные к регулировке жизни города, не так уж часто ходят по его улицам, скользят на отполированных чрезмерными усилиями тротуарах, глохнут подле светофоров и млеют на уютных скамеечках сквера подле старательно вырубленных деревьев, что могли бы так естественно от наших ветров и жгущего летнего солнца?