Российский журналист Олег Кашин советует казахстанским русским "учиться быть меньшинством"

Олег Кашин, политический журналист / Фото со страницы Кашина в Фейсбук
1 ноября 2014, 08:08 |  Мнения

Русский вопрос, который поднимает репортаж из Усть-Каменогорска российского журналиста Ильи Азара, получил по-казахстански предсказуемый ответ: открытое письмо русских, славянских и казачьих общественных организаций Восточно-Казахстанской области. Российский журналист Олег Кашин сомневается в искренности подписантов: вся проблема в том, что русские не научились быть меньшинством, считает он. 

Статья Олега Кашина была написана для казахстанского Esquire.kz. С позволения редакции "Эсквайра" мы публикуем ее здесь:

«Нас не угнетают, у нас все хорошо», — а воображение рисует противоположное: человека с автоматом, который следит, чтобы все было сказано правильно. Такие заявления подписываются только под давлением; никому же не приходит в голову ждать подобного письма от шведов Финляндии или от арабов Франции. «У нас открыт дом дружбы, построена этнодеревня». Хорошо-хорошо, понимаю. Этнодеревня – это хорошо.

23 года — это вообще не срок, даже не поколение. Быть национальным меньшинством русским в новинку, еще не научились. Эмигрантские общины ХХ века не в счет, те были тоже уникальны, но иначе — они существовали осколками, не подразумевая метрополии. А теперь — ну, надо учиться, наверное.

Есть какое-то количество разных стран, в этих странах есть титульная нация и русское меньшинство. Надо учиться быть меньшинством.

А империям не надо учиться распадаться, они давно умеют и распадаются одинаково. На их обломках вырастают национальные государства, и везде, от Чехии до Конго, все одно и то же. Создается национальная мифология, она, как правило, строится от противного — вот, нас столько лет угнетали, а теперь это закончилось, и мы заживем. Пришлое имперское население в таких ситуациях всегда проблема, и судьба его, как правило, незавидна. В Конго бельгийцев почти не осталось, но кто-то, по слухам, есть. В Чехии немцев, кажется, еще меньше. Русских в Казахстане — три с чем-то миллиона, много. Огромное национальное меньшинство, ну и к услугам казахской стороны — обширнейший постимперский и постколониальный опыт самых разных стран с их традициями в отношении имперского нацменьшинства.

Есть такая империалистическая шутка про русских оккупантов, которые приходили на разные земли, покоряли их и, гады такие, строили на них школы, больницы и заводы. Русские в постсоветских странах эту шутку любят, коренные жители этих стран — нет, потому что большая доля лукавства в ней есть. Больницы, школы, заводы — хорошо, да. Но кроме больниц — и культуру потребления водки, и традицию хулиганства, и полицейскую традицию, да и вообще, живешь ты на этой земле, и предки твои жили веками, а потом тебя отселили в какую-нибудь дыру, а на месте твоего дома построили атомную электростанцию. Атомная станция — это, конечно, великое достижение цивилизации, но тебя-то никто не спросил, дорог тебе твой дом или нет.

Это тоже стандартная имперская схема, как в бельгийских колониях или в Австро-Венгрии. Но у российско-советской имперской традиции некоторые особенности — исключительные. Вот твои предки казаки, через «к». Пришли еще с Ермаком в Сибирь в шестнадцатом веке. Осели в какой-то безлюдной местности, поколениями пасли скот или пахали землю, дом построили черт знает сколько лет назад, жили себе и жили, никаких кочевников даже не видели, они другими маршрутами кочевали. Обычные сибиряки, как в Омске или Новониколаевске. А потом Советский Союз, и одна Сибирь — так и осталась Сибирь, а другая относится теперь к Казахской ССР. Нет, ничего особенного не изменилось, в одной Сибири Роберт Эйхе, в другой Шая Голощекин, оба те еще сибиряки, да и вообще о том ли думать, когда на дворе тридцать седьмой год. А потом тридцать восьмой, тридцать девятый, и война, и лагерники, и ссыльные, и целые народы. Казахская ССР — единственная по-настоящему многонациональная республика Советского Союза, нет такой второй. При этом во всех союзных республиках, кроме РСФСР (но это отдельная история, как-нибудь в другой раз), есть титульная нация, есть государственный язык республики. То есть ты русский, большинство в твоем городе — русские, но твои дети учат в школе казахский, и на улицах вывески вперемешку на казахском и на русском, более того — ты делаешь карьеру, и на каждой ее развилке, когда на одно и то же место претендуешь ты и казах,  преимущество будет за тем, кто подходит по разнарядке, потому что это дружба народов и все такое прочее. 

И дряхлеющая империя, и кульминация дряхления — назначение Колбина, выглядящее сегодня то ли провокацией, то ли признаком абсолютной неадекватности Москвы. Уличные бои в Алма-Ате как репетиция всех будущих локальных войн. И всего через пять лет голубое знамя вместо красного, империи больше нет. Самая спокойная и самая благополучная в регионе, но при этом уже не родная страна. Надо учиться быть меньшинством, но для всех меньшинств правила везде одинаковы — хочешь успеха, вырвись из меньшинства. Казахом не станешь и до самых высот не дойдешь, но при должной хватке и везении станешь чьим-нибудь заместителем, а детям вообще будет проще, да здравствуют смешанные браки.

Внука назовешь Нурсултаном, и по-русски он будет говорить с акцентом.

Быть меньшинством — это и само по себе не круто, а быть русским меньшинством не круто особенно, потому что еще не научились. В том письме, про статью Азара — там даже логическая подмена происходит сама собой. «Мы что, похожи на самоубийц или у нас диагноз – майдаун???» — э, стоп, не «майдаун», а наоборот — «Новороссия», по логике подходит именно она, но если по логике и если это диагноз самоубийцы — значит, все не совсем так, как сказано в письме, правда же? Но перед нами тот случай, когда честно говорить нельзя. Казахстан этим, кстати, не уникален, Россия сейчас сама вся из таких случаев состоит.

Из положения меньшинства мирный выход бывает только один — домой. Это неприятно, это обидно, но так бывает. Альтернатива именно такая — потратить десятилетия, несколько поколений на размывание идентичности и только потом, возможно, стать полноценным членом общества или вернуться на уменьшившуюся родину. Выбор неприятный, но его надо делать. Войны же никто не хочет, правда?