Когда-то очень молодой композитор спокойно сказал маститому кинорежиссеру: «Я гениальный». Тогда 23-летний Градский получил заказ на музыку к двухсерийному фильму Андрона Кончаловского «Романс о влюбленных». Случай в СССР небывалый. Потом он стал «отцом русского рока» и собирал стадионы, потрясая публику голосом - диапазон в три октавы - и необычным репертуаром... Накануне своего юбилея музыкант завершил работу над оперой «Мастер и Маргарита», которую писал 30 лет. В ней Градский спел за четверых - Мастера, Иешуа, Воланда и Кота Бегемота.

«Классный сюжет»

- Александр Борисович, что вас вдохновляло, когда вы писали оперу «Мастер и Маргарита»?

- Меня ничего не вдохновляло, у меня была тяжелая задача - все это быстренько сделать. Я сочинял около 30 лет, а записал лет за семь. Записывать стал только потому, что  испугался, что у меня голоса не хватит. Возраст, знаете... В возрасте голос меняется, портится. Я подумал, что если я не начну сейчас это делать, то может так получиться, что я этого и не сделаю. Просто не смогу технически это сделать как певец.

- Почему именно «Мастер и Маргарита»?

- Классный сюжет! Настолько разный, настолько феерический, если можно так сказать. Все можно сказать в музыке, там очень много сумасшедшего разностилья. Поэтому оперой это сложно назвать. Опера должна быть выдержана в одной стилистике, в едином ключе. А когда стиль меняется от «цыганщины» до джаза, от рока до симфонической музыки, от классического пения в стиле Верди до классического пения в стиле Россини в одной опере, это просто не принято делать. Это такой коллаж... даже не знаю, как назвать. Но я назвал «опера», поскольку по форме это опера: есть арии, есть дуэты, квартеты, хоры.

А пили - в песочнице

- Александр Борисович, вам приписывают авторство таких слов, как «журналюга» и «совок». Вы помните, как родились эти «неологизмы»?

- «Совок» родился однажды после концерта. Мы с ребятами приехали ко мне домой, бабушка выгнала нас с портвейном на улицу. Ну не пить же из горла, решили мы, как-то это уж совсем... А сели мы в песочнице. Дети там забыли формочки - их и разобрали под «бокалы». Мне совок достался, цена 23 копейки. Я говорю, вот видишь, как здорово: мы только что были на сцене, нас девушки боготворили. А теперь нас на улицу выперли выпивать, и мы сидим как дураки в песочнице, и я вот из совка пью ужасный портвейн. И все это - такой «совок», и вся эта ситуация просто советская донельзя. Потом это словечко в песенке было, а после его почему-то начали люди повторять.

- А как «журналюгу» придумали? И за что вы не любите нашего брата?

- С «журналюгой» было проще. Был какой-то пресс-клуб, я с кем-то спорил. Ну вот это и родилось в ассоциации с «дремлюга», «нахалюга». Как-то близко все. «Журналюга» - это такой репортер, который везде бежит, присутствует, все знает лучше всех, такой активный человек. Иногда - «журналюга желтопрессный». Но я не ко всем так отношусь, есть «журналюги», а есть журналисты. Среди журналистов у меня много товарищей, они хорошие профессионалы: например, Минкин, Женя Додолев, Дима Быков. Это люди талантливые, они здорово знают свою профессию.

«Я ни с кем не дружу»

- В конце 80-х «Хит-парад Градского» на радио «Юность» был революционной программой для своего времени. Как вы выбирали группы и исполнителей, чью музыку ставили в эфир, как вы их находили?

- Очень просто находил: мне присылали записи, часто - самодеятельные группы, было много знакомых молодых ребят, которые этим занимались. Я ставил все подряд, кроме себя. Эта программа была довольно неплохая в том смысле, что очень многие группы и солисты впервые на радио оказались именно в ней.

- Кто после эфира на радио «Юность» проснулся знаменитым? 

- Кроме «Машины времени» и Гребенщикова, которых иногда транслировали, буквально все остальные группы - любая, которую вы можете вспомнить и назвать. «Кино», «Пикник», «Вежливый отказ». Я просто всех не хочу перечислять. И Шевчук, и Башлачев - все впервые оказались на радио в этой передаче. Вместе с этими группами, играющими определенного стиля музыку, там могла и поп-музыка оказаться: и Кузьмин в хороших своих композициях, и Дима Маликов, и Володя Пресняков, и Пугачева у нас была. Это был большой эфир практически на всю страну.

- Сталкивались ли вы с цензурой при подготовке к программе? 

- Я цензуру не вводил, но пару раз мне гадость устроили. В то время была антиалкогольная борьба. У Вити Цоя в одной песне были слова «бутылка вина». Эту фразу взяли и вырезали. На этапе, когда от меня ничего не зависело. И меня за это фанаты потом чуть ли не с дерьмом съели.

- Вы продолжаете общаться с теми людьми, чьи композиции ставили в эфир в своей программе?

- Да так: «Привет!» - «Привет...»

- В дружбу сотрудничество не переросло?

- Да я вообще ни с кем не дружу. У меня буквально два-три близких товарища - и все.

Нелестное отцовство

- Как вы относитесь к тому, что вас называют родоначальником, патриархом русского рока? Андрей Макаревич, когда его спрашивают, как он пришел в рок, отвечает двумя словами: «Градского услышал»...

- Правильнее будет сказать, что я главный, ибо первый может не быть главным. Но если серьезно, то ничего хорошего для себя я в этом не вижу. Потому что основать то дерьмо, которое с утра до ночи крутят в эфире, - честь небольшая. В семидесятых годах была надежда, что мы все здорово поработаем над собой, что все это поэтапно будет улучшаться, вот-вот к чему-то приведет. И когда все рухнуло, а меня тут начали называть отцом-основателем, мне стало не по себе.

- Тогда, быть может, как патриарх вы знаете, почему отечественный рок такой однообразный, почему у нас не появились свои Pink Floyd, Queen и так далее?

- Потому что в какой-то момент все-таки пошли не за мной. Пренебрегли теми эстетическими позициями, какие я предлагал. Queen? На своих дисках я пою не хуже. Все пошли за Андрюшей Макаревичем, за Борей Гребенщиковым. Не скажу, что это был примитив, но - другой подход, любительский. А любительский подход требует, скажем так, выдающихся любителей. К примеру, есть у нас авторская песня. Там есть и великие люди - Галич, Высоцкий, Окуджава, Визбор, Ким. А за ними - сотни, тысячи других сочинителей под гитару. У всех этих людей есть один-два удачных опыта, но не более. Явление состоит из пяти гениев и огромной массы посредственностей. Что хорошо получалось у Макаревича, Гребенщикова и Цоя, у их последователей получалось плохо, потому что любительство первых основывалось на таланте, на глубоких чувствах, а у вторых ни на чем не основывалось. А у меня подход был не любительский, а профессиональный. В американском мейнстриме есть понятие «болото» - высокий средний уровень. То есть если ты выбираешь профессиональный подход, то уже попал хотя бы в «девятку». А если выбираешь любительский, то надо сразу быть Андреем Макаревичем.

- Вам нравится то, что делает Макаревич в последние лет десять?

- Мне вообще всегда нравилось, что он делает, - и год, и пять, и десять лет назад. Причем я не делю это на музыкальные и поэтические составляющие.

- Обязательно ли рокеру иметь музыкальное образование?

- Так это ж главное!

- Вы неизменно подчеркиваете роль Beatles в вашей жизни...

- Точно так. Поворотным моментом к занятиям в музыкальной школе, а позже в консерватории стали именно Beatles. Это уже был чуть более ранний их период - не времен пресловутого «Сержанта Пеппера», а где-то году в шестьдесят пятом. Мой дядюшка ездил за границу в составе ансамбля Моисеева, привозил пластинки, так что в шестьдесят третьем я уже хорошо знал их музыку. А в шестьдесят четвертом они уже гремели на весь мир, все переписывали их пленки...

- Но ведь Beatles как раз музыкального образования и не имели?!

- Они и закончили в семидесятом году, пока хватало влияния их саундпродюсера Джорджа Мартина. Конечно, они записали эпохальные альбомы, которые слушаются до сих пор, но ведь они не одни их записали. Помимо того, что они были гениально одарены, им еще Мартин подсказывал, какие вещи хорошие, какие плохие. Он бы никогда не выпустил ни одного альбома «Машины времени» в том виде, в каком ребята его записывали. Андрей Макаревич прекрасно это мое мнение знает. Назовите мне западную группу, где музыканты играют не вместе: бас отдельно от барабанов, голоса нестройные. Боб Дилан разве что - так он один такой сумасшедший гений. Но ведь каждая «советская» группа играет нечисто и не вместе. Каждая! Мы их любим не за это. Однако это плохо в профессиональном смысле.

- Александр Борисович, вы тщеславны?

- Нет. Мне безразлично, знают меня или нет. Чем больше меня знают, тем мне сложнее, потому что приходится постоянно быть человеком, приятным во всех отношениях. Если вас интересуют мои недостатки, то это излишняя эмоциональность. В жизни я имею в виду. Хорошо, когда эмоции проявляются на сцене, в быту это выглядит иначе. Но, видимо, ко мне уже все привыкли и очень бы удивились, если бы я вдруг переменился. Надо сказать, что частенько слава о моем плохом характере опережает события...

Из семейного альбома

Первой женой Градского, правда, очень недолго, была Анастасия Вертинская. Детей, сына и дочь, родила ему жена Ольга, с которой музыкант прожил более 20 лет. Ольгу он до сих пор называет «мать моих детей». И еще пять лет назад очень гордился ее статями: «Когда она выходит с нашими детьми - 20-летним парнем в 190 сантиметров и 15-летней девицей - народ в обморок падает. Однажды лежит жена на пляже (а у нее крутое бедро и очень тонкая талия) , идет сын с приятелями, и ребята ему говорят: «Слушай, чувиха какая лежит клевая!» А парень мой девок любит: «Где?» Показывают. «Какая чувиха? Это моя мама. Мам, а мам!» Жена шипит: «Чего ты «мамкаешь?»

Сейчас рядом с Александром Борисовичем - Марина, «украинская девушка, которая ко всему прекрасно готовит».

Фото www.photosight.ru