Карлыгаш ЖАКИЯНОВА: “Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ МЕНЯТЬ В СВОЕЙ ЖИЗНИ”

Карлыгаш теперь часто бывает в Костанайской области. Здесь, в Кушмурунской колонии, отбывает наказание ее муж, бывший аким Павлодарской области, лидер ДВК Галымжан Жакиянов. Человек, о котором еще вчера так много и активно писали, и о котором сегодня не менее активно молчат.
Но публичная жизнь – лишь верхушка айсберга, именуемого жизнью реальной. Мы познакомились с Карлыгаш в один из очередных визитов к мужу и попыталиь взглянуть на то,что скрыто под водой умолчания, ее глазами. Глазами жены, подруги, матери...

- Карлыгаш, для начала немного о себе. Наверняка, жена – это важная, но не единственая ваша ипостась.
- О себе... Окончила Усть-Каменогорский педагогический институт по специальности история и педагогика. Начинала трудовую деятельность как комсомольский работник. Затем работала в частном предприятии. Когда была женой главы области, много времени отдавала фонду для малоимущих, работала в семипалатинском, а затем павлодарском отделениях детского фонда “Бобек”.
- А вне работы?
- У нас с Галымжаном двое детей – 18-летний Берик и 9-летний Ележан. Свободное время? Занималась аэробикой в общественном спортзале, а затем участвовала в спортивных трехчасовых марафонах.
- Муж не протестовал против подобного экстрима?
- Нет. Наоборот, активно болел за меня. На волейболе и баскетболе менялись местами: он играл, я была болельщиком. Да мы и вместе спортом занимались –скакали на лошадях, катались на коньках, бегали на лыжах.
- Как вы встретились с Галымжаном?
- Мы учились в одной школе в параллельных классах. Он носил мой портфель в школу и обратно. Так все и началось. В школе он учился лучше всех, выделялся из своих сверстников во всем. После школы Галымжан поступил в высшее техническое училище имени Баумана в Москве. После 4-го курса мы поженились.
В 1986 году по окончании института Галымжана оставили на кафедре института в Москве, но его отец настоял, чтобы сын вернулся в Казахстан. Так муж попал по распределению на Семипалатинский машиностроительный завод. Как молодому специалисту ему выделили комнату в общежитии, и там мы прожили около трех лет. Вечерами Галымжан преподавал в технологическом институте на вечернем отделении.
Родители Галымжана – маму звали Раш, отца Бадылжан - были прекрасными людьми, воспитавшими шестерых детей. К сожалению, они рано ушли из жизни. Но наш старший сын Берик помнит дедушку и часто вспоминает его.
Забавный случай – Берику было 7 лет, шел 1991 год. В День Победы он не предупредил нас, сам пошел на площадь, где собирались ветераны войны. С собой взял все награды дедушки, просто приколол их к маленькой подушке. Шел и всем показывал. Говорил, что его дедушка тоже был участником Великой Отечественной войны и был героем. Берик всегда гордился дедушкой.
- Карлыгаш, вы несколько лет были первой леди крупной области, наверняка вам оказывали знаки внимания как жене крупного чиновника. И вдруг все переменилось так резко, как, пожалуй, не менялось ни у кого. Шок был?
- Знаете, сфабрикованный процесс над Галымжаном показал, что за решеткой может оказаться любой невиновный человек, если он станет неугодным власти. И вот от этого был шок, разочарование и пустота…
Я испытала настоящее потрясение, мало, что понимала, была в шоке… Мне казалось, что произошла какая-то чудовищная ошибка, что скоро все выяснится и образуется…
- О Жакиянове и Аблязове в официальной прессе говорили как о людях богатых. Частенько – как о тех, кто нажил свое богатство, занимая посты. Вы, как никто, можете оценить истинное положение вещей.
- Галымжан, если не единственный, то один из немногих, кто пришел во власть, будучи крупным бизнесменом-промышленником, имея свой капитал. Он был первым и единственным в то время из государственных служащих, кто опубликовал декларацию о своих доходах. Во всех цивилизованных странах власть только приветствует на государственных постах обеспеченных людей. У них есть опыт управления. Они добиваются поставленных целей. Потому что, в конце концов, обеспеченному человеку нет необходимости запускать руку в государственный карман и брать взятки. Поэтому Галымжан многих нечистоплотных чиновников не устраивал – с ним нельзя было “договориться”.
- Чем Вы сейчас занимаетесь?
- Я работаю в правозащитном фонде политических заключенных. Преследование за инакомыслие существовало и раньше, а на примере собственной семьи я в этом убедилась, испытав все его “прелести”. По Казахстану сейчас расползаются сфабрикованные уголовные дела, с помощью которых власти расправляются с неугодными. Выборочно в двух колониях Казахстана мы проводим мониторинг, одна из них, кстати, Кушмурунская колония. Нас интересуют условия содержания заключенных, случаи нарушения прав человека со стороны администрации колонии. В неделю один раз мы рассылаем информацию по всем международным правозащитным организациям и заинтересованным лицам. Данные собираем, основываясь на ответах депутатов Сената и Мажилиса парламента, сотрудников Казахстанского международного бюро по правам человека и соблюдению законности, которые посещают колонии, а также со слов родственников осужденных и тех, кто отбывал наказание.
Сейчас я выдвинула свою кандидатуру в Мажилис парламента по Торайгыровскому округу Павлодарской области. Я поняла, что мой муж во всем прав, что все, что он делал, он делал для людей, для будущего нашей страны. И я поняла, что не могу оставаться в стороне от политики, что мой долг бороться за те идеалы, ради которых он потерял и благополучную жизнь, и свободу.
- Вы часто бываете у мужа в Кушмурунской колонии. Как ему там приходится? Что он вам рассказывает?
- Ну, рассказывает – это слишком громко. Последний раз я видела своего супруга 6 ноября. У нас было краткосрочное свидание, при встрече присутствовали оперативные работники. Нас разделяла решетка и большое расстояние. Чтобы слышать друг друга, приходилось громко говорить.
Вообще очень трудно. Первый раз, когда я приехала к нему 2 октября на длительное свидание (по закону от 1 до 3 суток), меня, а также всех, кто тоже приехал на свидание, выставили, ссылаясь на карантин. Причины карантина назывались разные. Но вечером, в 18.00. администрация колонии пропустила вновь прибывших родственников. Я все это сняла на видеокамеру.
Считаю, все, что делает администрация колонии, должно морально давить на Галымжана. Но ведь в колонии не он один. Приехали и семьи других осужденных за тысячи километров. Некоторые собирали деньги на дорогу в течение года, они просто плакали. Так долго не видели мужей и сыновей, а администрация колонии причиняет боль всем, кто сегодня оказался в числе осужденных в Кушмурунской колонии, только чтобы было больно и нам с мужем. Нечестно.
Вообще, “исправительно-трудовые учре­­жде­ния”, для тех, кто знает, звучит издевательством. Человек, с которым так обращаются, не то что не исправится, но еще больше ожесточится! Я, конечно, не говорю об убийцах и насильниках, хотя и здесь, наверное, права должны соблюдаться.
Сегодня осужденным запрещается получать печатные издания в том объеме, в котором им это необходимо, запрещено пользоваться Интернетом, даже просто получать через него нформацию. Запрещено вести личные записи. Отбывающие наказание ограничены в частной переписке с родственниками. Крайне высокая заболеваемость среди заключенных, особенно туберкулезом. Нарушаются без объяснения причин сроки свиданий с родственниками, администрация препятствует встречам с адвокатами. Бытовые условия содержания заключенных не соответствуют законам Республики Казахстан. И это только малая часть беспредела, творящегося в этой системе. Отсюда и членовредительство, как единственно возможный массовый протест осужденных.
- Карлыгаш, ваша семья наверняка имела много друзей. Выдержали ли они испытание?
- Настоящие друзья остались рядом. С нами остались люди сильные духом, порядочные, преданные. Недаром говорят, что друг познается в беде.
- Друзья – это как бы внутренняя опора. А извне вы чувствуете поддержку?
- Международные организации хорошо осведомлены о происходящем в Казахстане. Это показали поездки наших представителей по США и Европе. Участницей одной из них была и я. Мы приняли участие в слушаниях Европарламента в Страсбурге. Там парламентарии подробно анализировали, в частности, ситуации со СМИ, а также преследования Галымжана Жакиянова и Мухтара Аблязова. Хельсинская конвенция по правам человека, а также правозащитная организация “Международная амнистия” признали, что история этих двух лиц - классический пример политического преследования.
“Международная амнистия” приня­ла ре­­ше­ние детально отслеживать судьбу Галымжана по условиям содержания и принимаемым в его отношении мерам в колонии. Эта организация также запросила полную стенограмму и протоколы судебного процесса над мужем.
- Как ваша семья переживает этот сложный период?
- Он будет трудным, пока Галымжан не выйдет на свободу и не вернется к нам. Для меня самым сложным было пережить приговор суда. Муж не питал никаких иллюзий, он даже называл срок – семь лет, но у меня в душе все равно теплилась надежда, вера хоть в какую-то справедливость… Но приговор растоптал в моей душе эту веру.
Старший сын, Берик, как-то сразу возмужал, стал совсем взрослым. А младший Ележан, которому как раз во время суда исполнилось 9 лет, замкнулся… Ему не все понятно, как старшему, и потому особенно нелегко. После суда он все пытался выяснить, за что посадили папу.
Знаете, я только сейчас, пережив все это, поняла, как прав был Галымжан, пойдя против существующей системы. Я ничего не хочу переиграть, что происходило за последний год. Да что год - я ничего не хочу менять в своей жизни с Галымжаном. И если бы мне предложили возможность изменить нынешнюю ситуацию в обмен на то, что мы изменим свои взгляды, мы бы этого не сделали. Мы знаем друг друга с четырнадцати лет, с детства… Это долгих двадцать пять лет. Мы давно уже и думаем одинаково, и чувствуем одинаково. Нам одинаково больно и одинаково хорошо, нам одинаково тепло и одинаково холодно… Мы всегда вместе, где бы ни находились. И это не просто высокие слова, я сегодня так чувствую.

Беседовала Ольга КОЛОКОЛОВА.
Фото из личного архива Жакияновых