По волнам моей памяти

Мария МОСТОВАЯ

Сто километров пешком из-за комсомольского билета

Листаю свою жизнь, как журналистский блокнот. Образ уместен. В июне будет назначен в Казахстане новый День печати, он даже называется по-другому. 5 мая уже и отметить не с кем, уходят коллеги по советским газетам. А так не хочется, чтобы все зарастало травой забвения. Какие еще рядом пометки в моем блокноте? В самом конце мая - День памяти жертв политических репрессий, одними из которых были советские немцы. А 22 июня - день начала огромной войны, после которой мы старательно пытались отделять немцев от фашистов.

Десятиклассники Денисовской школы 1950-1951 учебного года, в первом ряду вторая слева - автор материала

Погиб под Москвой

Я - дочь солдата, не вернувшегося с войны. Росла в селе Ливановка, где не было средней школы. Доучиваться в 50-х годах пришлось в райцентре - Денисовке, жить - в интернате. Меня, как дочь погибшего фронтовика, определили на бесплатное питание. А потом кто-то основательно покопался в моих документах и обнаружил, что нашей семье приходила не похоронка, а извещение, что отец пропал без вести. А к таким, неизвестно как и где сгинувшим солдатам, отношение было очень настороженным. Их фамилии долгое время даже не указывали на памятниках. Бытовало негласное мнение: может, воин и не погиб, а дезертировал или сдался в плен. В результате решили меня снять с государственного довольствия.

Занималась я очень хорошо, но теперь встал вопрос о дальнейшей учебе. Директор школы Илья Пантелеевич Сербин собрал мои дневники, тетради, и мы пошли с ним к председателю райисполкома, участнику войны. Этот большой, по моим тогдашним представлениям, начальник спросил: «Куда денешься, если лишат тебя питания?» Я ответила, что придется ехать в Джетыгару к тетке. Меня выставили за дверь и все-таки договорились оставить на обеспечении государства. Питаясь в интернатской столовой несколько лет, я на всю жизнь наелась супа из соевых брикетов.

Вспоминая о погибшем отце, я до сих пор недоумеваю: все высокопоставленные люди и конкретный денисовский начальник правда не ведали, что война иногда уничтожала людей, не оставляя от них и следа? О судьбе отца, Мостового Луки Анисимовича, мы узнали лишь в год 65-летия Победы через сайты «Мемориал» и «Память». Погиб он 29 декабря 1941 года у деревни Троицкое под Москвой - на третий день после вступления в бой его 387-й стрелковой дивизии. Место захоронения неизвестно.

Ради чего?

В той же Денисовке пришлось мне испытать жуткий стресс. Какое-то время там я жила на квартире. И вдруг исчез мой комсомольский билет. Все книги, тетради десять раз перерыла - нет. А приближалось время уплаты членских взносов. Потерять билет в те годы считалось непростительным проступком. Тем более дочери солдата, пропавшего без вести.

Я решила, что во время каникул билет нечаянно оставила дома. Надо ехать. Но как? Автобусы не ходили, попутный транспорт был редким, телефона для простых смертных не существовало. В школе я соврала, что очень заболела мать, мне надо домой. Никто не спросил, как я туда попаду. И я пешком отправилась в 50-километровый путь. Повариха интерната тетя Поля вместо обеда дала мне кусок хлеба и сказала: «Захочешь воды - ешь снег».

По дороге меня обогнала кошевка, запряженная тройкой лошадей, не остановилась. Никого не удивило то, что идет девчонка, одна, в заснеженной степи. Потом узнала, что мчался председатель ливановского колхоза.

К счастью, меня догнал санный обоз, он шел до поселка Шункуркуль, до половины моего пути. Мне разрешили разместиться на последних санях, вместе с мешками зерна. Долго сидеть я не могла, в пальто было холодно, а тулуп мне не предлагали. Я периодически сползала с мешков и шла за санями, так согревалась, благо быки - не быстроходный транспорт. До Ливановки добиралась уже ночью, шла и очень боялась волков.

Дома все перерыли, но комсомольского билета не нашли. С тяжелым сердцем отправилась обратно. Снова пешком.

Как только я со слезами переступила порог квартиры, соседка, с которой мы вместе снимали комнату, подала мне билет. Оказалось, маленький сын хозяйки рылся в наших сумках, ему понравилась маленькая красная книжечка, он оставил ее себе. Взяла я в руки эту самую книжечку и разрыдалась.

Когда спустя годы я рассказала об этом сыну, он удивился: «Ну, ты даешь, мама! И надо было так себя мучить?» И вот теперь, в год 100-летия Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза молодежи, вспомнились мне эти пешие сто километров ради… Ради чего? Если без громких слов об авторитете каждого члена ВЛКСМ, то ради своей совести и еще, может, ради какого-то внутреннего душевного спокойствия.

Аплодисменты учителю

Сейчас Денисовка неузнаваема. Давным-давно исчезло здание школы, в которой я училась. Бывая в ней раньше, заметила на видном месте хорошо оформленный список отличников учебы, медалистов. Первой в нем шла фамилия Пакконен, второй - Мостовая. Наверняка остались в истории школы учителя, работавшие тогда: Татьяна Ефимовна Долгополова, кажется, участница войны; Елена Степановна Казача; Геннадий Шаров; Андрей Моисеевич Пак; супруги Гельвиг; Кошкалда, старейший преподаватель, отец шестерых детей, четверо из которых стали учителями; Александр Алексеевич Примаков (он вместо слова «понимаешь» часто говорил «пняешь»).

Прекрасный учитель Эмиль Карлович Бауэр остался в памяти многих денисовцев

Забылись имена некоторых, но в моей памяти прописаны навечно педагог Эмиль Карлович Бауэр и его семья. С 1946 года, после трудовой армии, он несколько лет преподавал в Ливановской школе. С его дочерью Маргаритой мы сидели за одной партой. Потом его перевели в Денисовку, там стала учиться и я. Снова мы были вместе с Ритой. Когда перешли в десятый класс, она уговорила родителей взять меня к себе. Жила семья в половине землянки, чтобы мне найти в ней место, односпальную кровать дочери заменили на двуспальную. Меня эта семья еще и подкармливала. Много ли сейчас найдешь людей, чтобы так, почти по-родственному, согрели чужого подростка?

А однажды Бауэры купили ткань на платья Маргарите и мне, дочери колхозницы, которая видела деньги только тогда, когда продавала табак, выращенный на огороде. Мать подруги Эрна Оттовна сшила нам обновки. То платье я носила и в университете, помню этот подарок до сих пор.

Эмиль Карлович вел химию, ботанику, зоологию, был учителем от бога. Не любил лодырей, но на экзаменах вытягивал всех, понимал, что во время испытаний некоторые ребята просто теряются.

Так как он был немцем, его фамилию никогда не называли в числе лучших педагогов, хотя отмечали, что по его предметам у школьников прочные знания. Но он морально был выше такого унижения и даже иронизировал по этому поводу. В докладах, газетах после перечисления фамилий хороших учителей шли слова и «многие другие». Эмиль Карлович с улыбкой говорил: «Вот там как раз имеют в виду меня».

В 1956 году репрессированных, в том числе немцев, реабилитировали и вскоре Бауэра отметили знаком «Отличник народного образования». В ДК района собралось немало народа, награды вручали многим. Но, когда был назван Эмиль Карлович, все в зале встали и долго-долго аплодировали. Словно отдавали должное за несправедливость, ведь целое десятилетие он был лишь в числе безымянных «других».

60 лет в строю

Школу я окончила золотой медалисткой. Но с выпускным сочинением случилась неприятная история. При переносе какого-то слова я допустила ошибку - оторвала одну букву то ли от корня, то ли от основы слова. Комиссия за содержание сочинения ставила пятерку, а в моей грамотности засомневалась. И все тот же директор школы Иван Пантелее вичберет мои сочинения за весь год и едет в областной отдел образования. Пока решается проблема со злополучной буквой, а значит, и вопрос, дадут мне золотую медаль или нет, районная газета «Социалистическое строительство» напечатала отрывок из моего сочинения «Горький - буревестник русской революции». Наверняка привлекла тема. А я посмотрела на это по-своему. Если напечатали для всеобщего чтения, значит, я сказала что-то стоящее. С выбором профессии я к тому времени все еще не определилась и подумала: может, мне вообще стать газетчиком?

Полученная медаль давала мне право поступать без экзаменов в течение трех лет в любой вуз СССР! Все прочили Москву, но я поехала в теплый Ташкент - у меня не было и не предвиделось нормальной зимней одежды. Окончила отделение журналистики Среднеазиатского государственного университета. Так как у меня был диплом с отличием (училась всегда так, чтобы получать повышенную стипендию), имела право выбирать место работы. Я заявила, что поеду на целину в Кустанайскую область. То есть отправилась домой, где недавно был создан Камышнинский район, там начала выходить газета «Новый путь». Это было в 1957 году. С тех пор и пишу в газеты, журналы и не могу остановиться. Если бы все, написанное мной, можно было вытянуть в одну строку, наверное, хватило бы до Луны.

Фото из архива автора