Не придумывайте себе предков, вглядитесь в подлинную историю своей семьи

Нынешней весной в Костанае, в Доме Дружбы, прошла необычная выставка. Идея, которая вдохновила организаторов была проста и прекрасна, - история страны в историях семей. Экспонатами стали предметы, которые почему-либо дороги обычным людям. Выяснилось, что даже скалка может иметь биографию, как наследная дворянка.

На одном из столов стояла странного вида трубочка из желтоватого металла. Оказалось, что это микроскоп. И если начнешь рассказывать о нем, то получится повесть с главами о жиляевской экспроприации, о репрессиях и войне, о необычных памятниках и талантливых людях. Наша общая история в горестях и радостях одной семьи.

Был учитель, стал священник

Нам, конечно, повезло, что из семьи этой происходит давний друг редакции, научный сотрудник областного краеведческого музея Андрей АНДРЮЩЕНКО. Он мало того, что рассказчик отменный, он человек, которому есть что рассказать о своих предках. Конкретно, о той ветви, что проросла в Казахстане от прапрапрадеда Андрея Гавриила Тереца. История и честь фамилии восходит к терским казакам, Кавказу. Но в наши края Терецы или Терцы, как говорит Андрей, приехали уже из-под Полтавы крестьянствовать на свободных землях.

Тысячи и тысячи людей когда-то проделали подобный путь в казахские степи. Наверняка у каждого клана есть свое предание, от которого не оторвешься, но которое до времени будто лежит под спудом. А потом вдруг наступает урочный час... Ключом к истории этого семейства, со временем обретшего родственные связи с известными кустанайскими фамилиями Овчаровых, Кияткиных, стал старый латунный микроскоп.

В селе Константиновка его использовал когда-то на уроках учитель Иван Гаврилович Терец, сын того самого переселенца с Украины. Семейство приехало с уже взрослыми детьми, по крайней мере, Иван успел получить педагогическое образование. А потом он стал сельским священником.

- Не могу теперь уже узнать, кто именно прадеду предложил то, что так здорово потом повлияло на его дальнейшую жизнь, - говорит Андрей, - но неписанная семейная история через тетушку и маму донесла смысл разговора: мол, сказали Ивану Гавриловичу, что в духовном лице сельский народ нуждается даже больше, чем в учителях. А не поехал бы он как грамотный человек поучиться в Москву, в семинарию?

И он поехал, учился в 1915-1917 годах. Принял приход в Садчиковке. Между прочим, посадил там один из первых фруктовых садов. Следов его уже не осталось. Яблони так долго не живут. Мирно служил прадед в своем приходе до 1924 года. Потом его накрыло очередной волной раскулачивания.

Экспроприировать было что: в хозяйстве имелись корова, лошадь. Опять же поп - он всегда враг трудового народа. Согласно сану. Врага отправили на Урал лес валить. Но дом в покое еще какое-то время не оставляли.

- Жиляевская компания, как я понимаю, искала предметы роскоши, подозревала, что священник кое-что припрятал, - продолжает Андрей, - а была в наличии только церковная утварь. Ну, часы с кукушкой еще, которые, безусловно, были не в каждой семье. Вот и наведывались. Дом постепенно опустел. Бабушка рассказывала про последний визит товарищей. Когда пришли, все было голо, в печке стоял чугунок с картошкой. Ее вытряхнули, осмотрели посудину, которая оказалась с трещиной, расколотили от злости, еще и картошку растоптали. Но вот микроскоп их, видимо, вообще не заинтересовал. Не взяли. Так и остался он у нас одной из совсем немногих вещей, которых касались руки прадеда.

За всех печальница

Еще есть старая фотография, как говорится, в интерьере с аксессуарами. Иван приехал в эти края холостым. Взял старшую из одиннадцати дочерей семейства Овчаровых, Екатерину. Девушку себе под стать. Имела она 4 класса образования, знала наизусть практически всего Гоголя. И для фото с мужем в качестве выразительной детали выбрала не веер или букет цветов, а книгу положила на колени.

На лесоповале Иван Терец протянул недолго. В 1936 году умер от рака почек, отягощенного туберкулезом. В позапрошлом году Андрей с дочкой и матерью съездили в Невьянск, побродили по земле, в которой лежат кости тысяч погибших. Конечно, ни могилы, ни памятной доски или камня там нет и, видно, уже не будет. Так что теплится память о человеке в доме дочери и внука, где скорбит о нем Богоматерь, обо всех великая печальница.

На той самой выставке многие обратили внимание на эту необычную вещь. Ей более ста лет. Богоматерь с младенцем искусно сделана из стекла. Есть место для свечки, которая, даже сгорев на две трети, продолжает освещать лики матери и дитя. В семье Терецов была еще одна подобная вещь - распятие, но оно не сохранилось.

Чтобы помнили

- Мы никогда не подавали на реабилитацию, человека этим не поднимешь. И сына его хуже не сделаешь. Хотите, еще про деда расскажу, Михаила Ивановича? - предлагает Андрей. - У меня и по отцовской линии дед был ничего себе. Фронтовик. Такой, что, когда мне было года четыре, он мне на рубашку прикрепил все свои награды и я под их тяжестью брякнулся с крыльца. А с дедом Михаилом я примерно с того же возраста мотался по области. Все опоры высоковольтных линий могут служить ему памятниками - он главным инженером работал на «Мехколонне-58». Человек был особенный, идейный. Идеалы коммунизма ему были очень близки, но ему предложили отречься от отца. Он не стал. Сбежал, можно сказать, на историческую родину - во Владикавказ, ближе могли достать. Всегда и везде хорошо работал, хорошо учился, но закончить образование ему не дали. Он мыкался, переезжал, в Екатеринбурге задержался, даже почти выучился в каком-то электротехническом техникуме или даже вузе… Но везде кто-нибудь находился, кто узнавал, что он сын врага народа, шел и стучал. Его вызывал начальник и говорил: Михаил Иваныч, ты человек хороший, но тут пришли сведения, я обязан отреагировать, так что уезжай от греха. Уезжал. И в городе Серове, который тогда назывался Надеждинском, встретил библиотекаршу с чудным именем Матрона Лукояновна Волгутова, на которой женился. Ее стали звать Марией Ивановной. По Уралу они покатались. Деда практически везде ставили на руководящие должности как очень грамотного человека, но - всегда и. о. В Первоуральске он довольно долго работал на стратегическом заводе. В Костанай приехал в декабре 1942 года, когда в наш город перевели Клинский химический завод. Он должен был производить порох. Вот им дед и стал руководить. Бабушка, которая прожила за ним как за каменной стеной, вспоминала, что у них дома всегда был для него приготовлен тревожный чемоданчик. Что случалось на заводах - в ночь-полночь он собирался и ехал. А она провожала и садилась ждать до утра.

Интересно, что Михаил Иванович Терец, как и отец, успел поработать в школе. В СШ № 10 вел фотокружок, вместе с членами клуба «Искатель» ездил по области, делал снимки.

«Осталось ли о нем что-нибудь интересное на память?» - спросила я внука. «Только снимки в музее школы-гимназии № 12», - ответил он. И добавил:

- У нас и микроскоп стоит дома задвинутым в шкаф, мне он перед глазами не нужен, как и мои любимые люди. Я просто о них помню. Горжусь ли? Да, но гордость негромкая. Терпеть не могу, когда кто-то кичится тем, с кем великим он в родстве состоял. Всегда на языке вертится вопрос: а ты-то сам из себя что представляешь? Не надо придумывать себе великих пращуров, выше ростом от этого не станешь. Другое дело - помнить и знать, узнавать подлинную историю семьи. Я вот, к сожалению, маловато знаю о своей. Здесь же еще важно все делать вовремя. У меня, например, дочка - внучатая племянница Ивана Фомича Павлова, пока ее это не впечатляет. Когда мне было 20 лет, я был таким же. Почему нас сейчас потянуло к истокам? Не знаю. Потихоньку готовимся встретиться, наверно, с предками.