В Казахстане вышел в прокат российский фильм «Адмиралъ» о судьбе и любви Александра Колчака, который претендует на то, чтобы стать очередным российским блокбастером, очередным «киноучебником» истории (правда, за достоверность никто не ручается) или же просто историей любовных отношений, сложных, запутанных, завязанных на реалиях времени. Представляем читателям «НГ» разные взгляды на картину - прямую речь тех, кто создавал фильм, и впечатления критика, сидящего в зале.
Читать статью

истинно неправые люди Адмирал Колчак чсказал:я построю из этого гОрода новый ПИТЕРБУРГ!Угадайте про какой город он так сказал?

Что нашего осталось в городе, который делили на китайской земле русские и японцы
В китайском городе Люйшунь, бывшей военной базе Порт-Артур, после полной реконструкции открылось русское воинское кладбище. Во время официального визита в Китай на нем побывал президент Дмитрий Медведев. С 1898 г Порт-Артур, теперь — Люйшунь, пригород китайского города Далянь, был арендован Россией, и следующие полвека оказывался в центре всех проходивших на Дальнем Востоке военных кампаний. Здесь во время Русско-японской войны пять месяцев держала оборону Русская армия, вместе с броненосцем «Петропавловск» утонули адмирал Степан Макаров и художник Василий Верещагин, а неподалеку отсюда не сдался врагу и пошел на дно наш гордый «Варяг». Во Вторую мировую войну в Порт-Артуре шли бои с Японией.
За последний век на кладбище было похоронено больше 17 тысяч человек. Чтобы два государства восстановили забытый мемориал, понадобился всего один.
Далянь — провинциальный город, второй по размеру в провинции Ляонин. По статусу — примерно как наш Суздаль, только на 5 миллионов жителей. На подлете к Даляню видны бесконечные ряды небоскребов, в центре города блестят новые высотки банков, под алым китайским флагом припаркованы Porshe в тон, а магазины Armani и Luis Vuitton похожи на мегамоллы. Русских, да и вообще иностранцев, тут почти нет, и прохожие дружно поворачивают головы вслед белому человеку: с любопытством, но без симпатии.
От многолетнего русского присутствия в Даляне остались форты и батареи, несколько особняков и сувенирных лотков с матрешками на Русской улице (бывшая им. Сталина) и огромное, почти в пять гектаров, мемориальное кладбище в Люйшуне.
Православный погост появился в Порт-Артуре на рубеже ХХ века. Сначала на нем хоронили русских жителей города, затем — павших в Русско-японской войне и при освобождении Китая в 1945 году. Тут же похоронены 245 советских летчиков, сбитых в корейской войне 1950—1953 годов, и погибшие в мирное время жители советского гарнизона Порт-Артура. Есть даже отдельное детское кладбище. На надгробиях — один и тот же год рождения и смерти: 1945-й. Как вспоминают бывшие жители Порт-Артура, тогда в Люйшуне была эпидемия комариного энцефалита. Прежде чем советские ученые создали вакцину, погибли 600 человек, большая часть — дети. Всего здесь похоронены 17 200 человек. Когда идешь по кладбищу, сразу понимаешь, где кто: в русской части — железные кресты, в советской — красные звезды. На могилах погибших в корейской войне летчиков — фигурки самолетов и памятник с надписью: «Вечная слава бесстрашным сталинским соколам!» Все вместе смотрится странновато, и не только для русских. Хотя территория российского и советского кладбищ — общая, но отношение китайцев к ним разное. «Что такое Русско-японская война? — спрашивает мой провожатый Александр Иванович Коваль и сам отвечает: — Это дележка Китая на его собственной территории. Поэтому те, кто лежит в русской части кладбища, для китайцев — проклятые оккупанты. В советской — освободители-интернационалисты».
Спустя 41 год
72-летний Александр Коваль идет по дорожке кладбища быстро, не глядя под ноги, словно по памяти. Первый раз он оказался здесь в детстве: семья Коваль жила в русском гарнизоне. Но 12 октября 1954 года правительства СССР и КНР заключили соглашение, по которому советские части были выведены из Порт-Артура. Александру Ковалю было 17 лет. Вернулся он сюда только спустя 41 год.
…В 1996-м неизвестно было, сохранилось ли кладбище вообще.
— В одних китайских ведомствах говорили: не волнуйтесь, не тронуты ваши могилы, — вспоминает Коваль. — А в других: о чем вы, культурная революция у нас была, слыхали? Тогда и китайские памятники уничтожили, а вы про русские спрашиваете. Вместо ваших могил давно кукурузное поле.
Выяснить, что произошло с кладбищем, можно было только самому.
Попасть в Порт-Артур оказалось не легче, чем когда-то японским войскам: одним самолетом до Владивостока, другим — до Хабаровска, автобусом до Даляня, на такси до Порт-Артура. В Люйшуне расположена крупная военно-морская база, и доступ иностранцам сюда до сих пор практически запрещен. А у самого Коваля только что закончил действие запрет на выезд за границу: работа геологом предполагала допуск к секретной информации
— Я сначала побаивался: вдруг арестуют? — вспоминает Коваль. — А потом решил: если таксист за лишние 20 долларов готов везти в закрытый город, наверное, не пропаду.
На кладбище Александр Иванович обнаружил страшное, унылое и безнадежное запустение. Реконструкцию советской части мемориала закончили в 1955 году, за два дня до того, как советские военные части оставили Порт-Артур. «Написали на памятниках: «Ничто не забыто», — и ушли», — говорит Коваль. Ни смотрителя, ни денег на присмотр за кладбищем китайцам не оставили.
За 41 год декоративные деревья разрослись в непроходимые джунгли, могилы заросли травой, памятники покосились или были уничтожены в культурную революцию.
— Меня одно удивляет: почему сюда никто из Владивостока не добрался? И власти судьбу кладбища не выяснили? — говорит Александр Иванович.
— Захотели бы — выяснили.
— Вот я захотел — и выяснил, — почти с угрозой произносит Коваль.
Благодаря ему о кладбище и вспомнили: в конце 90-х Институт военной истории издал книгу о русских воинских захоронениях в Китае. В нее вошли 29 фотографий, сделанных Александром Ивановичем в Порт-Артуре. Книгу передали в Министерство иностранных дел. Получив документальные свидетельства разрушений, российские дипломаты смогли идти к китайским властям. А дальше история закрутилась сама, без Александра Ивановича, зато с многомесячными российско-китайскими переговорами.
Китайцы выдвинули главное условие: могилы интервентов должны восстанавливать их родственники, а не Российское государство. После долгих переговоров сошлись на том, что финансировать реставрацию будут из негосударственных источников. За это взялся гуманитарный фонд «Поколение» депутата Госдумы Андрея Скоча.
В 2008 году к Александру Ивановичу пришли незнакомые люди и дали денег. «Вроде военные, а точно я сам не знаю», — говорит Коваль. Деньги дали неофициально, попросив составить план кладбища и список похороненных. На них Коваль около месяца жил в Люйшуне. Затем началась работа в архивах, восстановление надписей на мемориалах. Все последние годы в Пор-Артур Коваль приезжал по два раза в год.
Весной этого года на кладбище начали работать реставраторы. 20 сотрудников Государственного научно-исследовательского института реставрации, ландшафтные дизайнеры и 200 китайских рабочих восстановили памятники над 1845 могилами, часовню, крест с иконой Николая Чудотворца. Реставрация обошлась в $12 миллионов и заняла четыре месяца.
…К прибывшим на открытие мемориала ветеранам пришел китайский хор русской песни. Стоя посреди мраморного холла отеля, немолодые китаянки в военной форме с алыми звездами затягивают про «яблони и груши» и прочие «туманы над рекой». Ощущение диковатое, такое же, как от огромного трехэтажного книжного магазина в центре Даляня, где рядом с iPod продаются постеры с Марксом, Лениным, Сталиным или Мао. Александр Иванович жмет руку участнику хора Чжану Дасяню.
— Как проходило ваше сотрудничество с китайской стороной? — спрашивает его кто-то из журналистов.
— Пока Дасянь траву на могилах раздвигал, я фамилии переписывал — вот и все сотрудничество, — просто говорит Коваль.

— Я уважаю бойцов советской Красной армии. Все в Китае их уважают. Но у нас была культурная революция, знаете? Поэтому кладбище немножко портится, — мы едем в Люйшунь с Чжаном Дасянем, который все последние годы работал на кладбище вместе с Ковалем, и он вдруг начинает вспоминать свое детство.
В 1945 году в деревне около Порт-Артура, где жил маленький Дасянь, встали лагерем советские войска. С китайцами жили мирно: пьянство сурово пресекали, к местным относились уважительно. У солдат был кинопроектор, и под открытым китайским небом показывали фильмы на русском.
— Содержание я быстро понял: кто Сталин, кто Ленин, кто хорошие люди, кто враги, — говорит Дасянь. — И осталось у меня глубокое впечатление от русский песня. Бойцы каждый день пели: «Смело, товарищи, в ногу», «Молодая гвардия»… В институте я специально пошел учить русский, чтобы понимать, о чем это.
По-русски Дасянь говорит не очень, зато словами и интонациями из «русский песня»: дороженька, полюшко, отчизна… После института он стал преподавать русский и возглавил китайский Хор русской песни. В одну из поездок в Россию он и познакомился с Ковалем. «Ты из Порт-Артура, я из Порт-Артура, — пошутил Александр. — Мы земляки». И рассказал, что хочет приехать в Люйшунь — увидеть старое кладбище, но денег на билеты и отель пока не накопил. «Будешь жить у меня», — предложил Дасянь.
…Через несколько дней работы на похожем на джунгли кладбище брюки Александра Ивановича и Дасяня были изорваны в клочья, ботинки прохудились. Дасянь вспоминает, как они поехали за новой обувью, зная, что магазины находятся в закрытой для иностранцев части Люйшуня.
— Увидел нас один военный: «Вон отсюда, вон отсюда». «Ой, я боюсь, — вспоминает Дасянь. — Объясняю: у нас ботинки открыли рот, да? Нам ботинки купить надо. А это мой русский друг, Китай — его вторая родина». Полицейские нас отпустили. Они вообще относятся к нам… — Дасянь долго ищет русское слово, — ласково.
1785 прахов
Старая, оставшаяся от Русско-японской войны, часть кладбища — в самом конце. Одинаковые братские могилы похожи на клумбы. Рядом, за забором, поднимается высокая, в человеческий рост, кукуруза. На балконах соседней многоэтажки сушится белье, слышны детские голоса — пейзаж не то деревенский, не то просто очень провинциальный. Опускаю взгляд на надписи на чугунных солдатских крестах: «1490 прахов», «1785 прахов»… Имен нет.
«Под этим крестом — 7 тысяч, всего под двенадцатью соседними — 14 тысяч 631 человек, — спокойно говорит Коваль. — В Русско-японскую впервые использовали 280-миллиметровые снаряды, разорванные тела сразу закапывали. Списков не составляли».
После пяти месяцев осады Порт-Артура пораженные героизмом его защитников японцы захоронили прах погибших на территории кладбища и создали мемориал. Как считает Коваль, с одной стороны, действительно чтили память погибших, с другой — были заинтересованы восхвалять доблесть сильных и храбрых русских, которых победили они, не такие уж ничтожные азиаты.
Спрашиваю Дасяня, каково было работать на могилах тех, кого в его стране считают захватчиками.
— Это была несправедливая война, — Дасянь аккуратно подбирает слова. — Но это государственное дело, простые люди не виноваты. Простые солдаты выполняют свою долю.
Иначе относятся китайцы к советскому кладбищу. Живущие в Даляне русские в один голос рассказывают, каким уважением до сих пор пользуются советские воины-освободители.
— Когда я вошел на кладбище, я волновался, — говорит Чжан Дасянь. — Я чувствовал и уважение, и горесть. Если бы они не воевали в Китае, они были бы живы. Я думаю, мы сделали хорошее дело, доброе дело.
— А если бы это было японское кладбище?
— Если японцев… — от неожиданности Дасянь забывает русские глаголы, — японцев я не хочу никогда.

В 20-х годах кладбище осталось без надзора. Новое советское государство хранить имперское наследие не захотело. Когда Коваль впервые приехал в Люйшунь, маленькая часовня на русском кладбище была затоплена водой и заполнена мусором. В начале прошлого века в ней поселился отец Герман. Белый офицер, после Гражданской войны он бежал в Шанхай и принял там сан. А потом узнал про русское кладбище, приехал и поселился в бывшей часовне. Завел хозяйство, пасеку — здесь же, возле могил, и стал присматривать за кладбищем.
Когда в город вновь пришли русские, на сей раз красноармейцы, отца Германа не тронули. Но встречавший Красную армию генерал Ханжин за участие в Белом движении был арестован и следующие 10 лет провел в лагерях.
В центре кладбища — восьмиметровый мраморный крест, установленный русским правительством в 1912 году. На нем — список соединений, участвовавших в обороне Порт-Артура, строка из Евангелия: «Болши сея любве никто же не имат, да кто душу свою положит за други своя», и мозаичная икона. В 2004 году из-за нее едва не случился локальный крестовой поход.
Тогда некий депутат из Хабаровска заказал для креста икону Христа Спасителя и позаботился, чтобы на первых полосах местных газет вышли ее фотографии и статьи о том, что Россия наконец-то позаботится о своих сынах.
— К тому времени я проверил по архивам, нашел фото памятника и выяснил: на иконе был не Христос, а Николай Чудотворец, покровитель путешественников и моряков, — говорит Коваль.
Архитекторы, журналисты и историки поднялись против депутатского Христа. Но тот, вспоминает Коваль, обозлился, «рыкнул и пригрозил, что всех нас привлечет». Впрочем, быстро сообразил, что за Христа не привлекают.

…За день до открытия на кладбище людно. Суетятся реставраторы, катят тачки китайские рабочие с замотанными от солнца лицами.
В часовне по очереди идут службы приехавших из России священника, раввина и муллы. На скамье посреди советской части кладбища — коробка с красными гвоздиками, среди памятников виднеются кители в орденах: на открытие мемориала из России прилетели ветераны Великой Отечественной и корейской войн.
«Коля, Коля, как же его фамилия была? Год смерти 45-й», — пожилой человек с погонами полковника растерянно бродит между могилами. Около одной останавливается: не Коля, но тоже кто-то свой.
Перед могилой погибшего в Корее летчика Витольда Новарчука — горка цветов. Друзья-летчики знали, что он сбит. О смерти узнали только теперь.
Вокруг тянутся ровные ряды памятников под красными звездами. Еще год назад могилы были покрыты свалявшейся за много лет сухой травой и лишайником. Чтобы прочесть имя похороненного, часами приходилось соскабливать лишайник, а плиту отмывать с мылом.
— Сначала мы возили с собой воду и тряпки, — вспоминает Коваль. — Потом Дасянь придумал выкапывать из земли растение вроде морковки и влажными корнями проводить по могильным плитам. Мрамор темнеет — и можно прочитать надпись. Помню, домыли могилу, сидим около, обедаем, а рядом, в кустах, две китаянки ходят, молодая и старая, дикий лук собирают.
Посреди кладбища Коваля ловит реставратор Ольга.
— Александр Иванович, мы пять безымянных могил нашли. И еще человеческие останки в земле — там, где братские захоронения. Китайцы испугались, зовут меня: «Оля, Оля, там кости!» А где тут не кости? Я решила: оформим квадратик, сделаем могилку, правильно?
…Главной задачей Александра Ивановича было определить число похороненных в Порт-Артуре. Их оказалось около 17 200. Имена двух тысяч известны. Остальные, скорее всего, не узнать.
В Красной армии списков павших не вели. Отметка о смерти ставилась только в личной карточке военного, причем писали не причину смерти, а причину убытия из части: «Погиб». Теперь, чтобы узнать имена погибших, надо смотреть дело воинской части. А список стоявших здесь частей был уничтожен за ненадобностью.
С подачи Александра Ивановича Институт военной истории отправил запросы почти в две тысячи призывных пунктов по всей стране, спрашивая, кто из их призывников когда-либо был направлен в Порт-Артур. Ответные письма прислали всего два.
— А это же дань уважения погибшим? — риторически спрашиваю я.
— Да нет никакой дани, трепотня только, — отрезает Коваль. — Я в армии служил, знаю, как нас уважают. По себе.
Внезапно Александр Иванович наклоняется, приседает и идет по могильным плитам, шаркая и почти не отрывая ног от земли.
— Вот так, так идти приходилось. Все бурьяном заросло, могильных камней видно не было, ногами прощупывать приходилось. Выбрал ряд — и идешь.
— По могилам?!
— Ну да, конечно.
— А вам не было трудно, потому что это… ну, кладбище?
Александр Иванович останавливается, распрямляется.
— Это надо привыкнуть, да… Развернутые эпитафии — это не подарок. В основном пишут как? «От боевых друзей». Но есть и другие. Родители — детям, например. Тут могила трехлетней девочки есть. Прочтешь — мало не покажется.
Александр Иванович молчит, поворачивается, медленно идет вдоль ряда могил. В самом конце кладбища, за памятником «сталинским соколам», положившим жизнь в засекреченных советских операциях в корейской войне, начинаются могилы погибших в мирное время. Коваль останавливается.
— Школьный товарищ мой. 17 лет ему было. 1955 год, в феврале, кажется, они с братом нашли где-то пистолет. Брат передернул затвор, понарошку прицелился. А пистолет оказался заряженный.
Александр Иванович минуту смотрит на серый камень надгробия, словно в сотый раз перечитывая фамилию: Таранов.
— Тарануха мы его звали, Тарануха. Такого цыганистого вида был, черный, высокого роста. — Коваль замолкает — и вдруг, с той же интонацией, продолжает: — Хорошо, каналы водоотводные тут вырыли. А то эта часть кладбища во время дождей затапливалась. Тут даже камыш рос. Высотой с забор.

— Ну, Саша, куда теперь работать поедем? — спрашивает Дасянь. В голосе — ирония пополам с надеждой. Мы сидим в ресторане гостиницы, куда Коваля и Дасяня привезли вместе с делегацией русских ветеранов. Дасянь ловко подцепляет палочками кусок арбуза. Коваль, подмигивая, припрятывает резные палочки в карман пиджака («Сувенир будет!») и берется за вилку и нож.
— Теперь уже не поедем. А если за что и возьмемся — отодвинут нас, Дасянь: теперь на кладбищах имя делать станут, а не памятники.
— А как по-вашему, почему мемориал восстановили именно сейчас? — спрашиваю я.
— Не сейчас, так раньше, — пожимает плечами Коваль. — Не раньше, так позже. Не мы, так кто-нибудь другой. Просто когда-то же надо?
* * *
В последние годы в Люйшунь понемногу стали добираться русские, Коваль несколько раз помогал им найти могилы родных.
— А вы про Людмилу слышали? — спрашивает Дасянь. — Нет?!
В 1951 году Людмила собиралась замуж за военного летчика Игоря Троицкого. Но Троицкий, как и несколько сотен советских летчиков, был отправлен в Корею. И не вернулся.
Несколько лет назад Людмила нашла Коваля, долго расспрашивала про Порт-Артур. Денег на поездку у нее не было, и в 2005 году она прислала Дасяню букет цветов, попросив положить на могиле жениха. Через три года — еще один. Сентиментальное сердце Дасяня не выдержало: «Если Людмила не может приехать, мы ее привезем». Деньги на билет из Москвы собирали всем хором.
— И Людмила приехала, приехала! Хорошо, да?! — радуется Дасянь, заглядывая мне в глаза.
Я не вижу ничего хорошего в том, чтобы положить на чужой корейской войне 300 человек и крепко забыть о них на следующие 50 лет. В том, что у их близких нет денег на билет. В том, что после многих лет запустения кладбище нужно было отреставрировать в рекордные четыре месяца, только чтобы успеть к визиту Медведева.
— Ну ведь какая судьба! — настаивает Дасянь, и я киваю. Чего-чего, а судеб эти места видели достаточно.

Господа модераторы!!!!
А вы действительно отрицаете и несогласны:
1. факт того, что Гражданская война практически стороной обошла ареал проживания киргиз-кайсаков, их не участие не только в Гражданской войне, но и в тыловых работах, согласно декрету Николая-2 ???????
2.Прохождение основных боев Гражданской войны через Самару- Уфу -Челябу- Курган- Омск- Иркутск????.
Отдельные боевые столкновения типа Иргизского, Челкарского "фронтов,восстание крестьян 2-х уездов супротив Колчака в Куст. уезде ,а также заблудшего в Тургайские степи отряда А. Иманова- это мелкие эпизоды Гр. войны ?????

Так зачем убирать очевидные факты???????

А что,коммуняки расстреляли меньше чем Колчак?

Цитата:
снова рыбу за деньги Ничего хорошего для населения, за Уралом Калчак не сделал, время было, многие почему-то в партизаны ушли, от такого счастья. Сапог кирзовый - ваш колчак, а люди для него - мусор либо марширующий перед вашим благородием, либо подлежащий расстрелу. Английский сюртук на деньги из-за границы и карабин чужой страны - единственный вклад в свою страну его банды сбежавшего белого отребья . Цитата: Самого себя как можно раньше, то у города Кустаная возможно была бы другая судьба. Много хороших людей осталось бы живыми.

На тебя 327 Колчака и не хватило, если б он расстрелял немного больше, то и не погибло бы потом миллионов от голода и холода, не было бы Великой Отечественной и тд..

Цитата:
Cнова Кал-чака ожил.
Родина с удовольствием любила колчака, кто вилами любил, кто палками, а у кого была винтовка, то винтовкой. Так горячо любили, что Красная Армия не успевала угнаться за местным населением, ушедшим в партизаны и освобождавшим Всю сибирь от Колчаков с большой скоростью. Впрочем и Калчак отметился любовью, особенно к расстрелам, в некоторых городах за Уралом расстрелял каждого десятого жителя, город Кустанай в этом числе. В общем Любовь- морковь, Родина, ваши превосходительства белые генералы..... только страна уже по большей части начала восстанавливаться, а господин грамотный такой Калчак на деньги из-за бугра и с их оружием пытался вести войну с собственным народом. Генерала Дудаева ещё вспомните, какой он был благородный и патриот. более 70лет разницы, а кошелёк этих патриотов наполнялся похоже с одного места.

Калчак был патриотом любившим свою Родину образованным и грамотным, а если к власти приходят "никто" и получается "просрали"

Цитата:
Кому комментар любезный.

А для чего ты вообще тогда коптишь это небо? Не проще ли прекратить бесполезное. никчемное. потребительское существование на белм свете ??7