ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ…

В областном краеведческом музее проходит выставка живописи профессионального костанайского художника, по совместительству телеоператора республиканской телекомпании КТК Анатолия Колоколова.

Третья персональная

Открытие вернисажа не было шумным, экстравагантным, многолюдным. Скорее, грустным. Музею грозит уплотнение, и, кто знает, будет ли возможность в следующем году показывать здесь творения наших художников. Хозяйка музейной живописи Галина Ивановна Медведева надежды не теряет, но настроение ее сейчас не брызжет оптимизмом.

В творческой судьбе живописца Анатолия Колоколова эта «персоналка» третья. Согласитесь, для трех десятков лет творчества – не слишком обильно. Колоколов не из тех, кто пробивает лбом стены нужных кабинетов, утверждая свой талант, кто прет БТРом, желая публично «светить всегда, светить везде, до дней последних …» О нем и в газетной прессе  -   раз-два   и обчелся. И, наверное, не случайно почти каждый из его друзей-живописцев отмечает главной колоколовской человеческой чертой нечеловеческую скромность.

Чего не скажешь о его живописных работах. Они очень сочные, вкусные, явно лидерские, потому что излучают авторскую уверенность и мастерство. На третьей персональной Колоколов представил около сорока работ. Они создавались в разные годы, но большая их часть написана уже в третьем тысячелетии. Лидируют пейзажи. Причем у художника нет какого-то определенного любимого времени года, как у Пушкина: он с одинаковой  преданностью рисует белые снежные кружева зимы, строгую загадочность осени, удивленную спросонья весну, вызывающую экстравагантность лета. Кажется, он любит все и всех, будь то почти карикатурная дама с совком или размалеванные девицы на какой-то клубной репетиции. Слабый пол населяет колоколовские картины наряду с деревьями и старыми зданиями. Мужчины художника, похоже, совсем не интересуют. Вот только дамы в большинстве своем выглядят почему-то либо смешно, либо иронично.   Подсмеивается над ними художник, но как-то по-теплому, любя. Так смеешься над собственным отпрыском, уверенно и искренне демонстрирующим миру свою наивность.

А вот наш старый Костанай иронии у художника не вызывает. После картин Колоколова я стала совсем иначе смотреть на старые костанайские дворики. Оказывается,  и у нас есть свой Арбат. Причем почти у каждого.  Только вот несемся мы сквозь него, не притормаживая,  не переводя дыхания, в погоне за модой и временем. И не замечаем, что  новое даже пахнет одинаково – синтетикой, стандартностью, холодностью. Колоколовские старые двухэтажки с нынешнего проспекта Аль-Фараби или улицы Тарана пахнут покоем, уютом, детством, когда деревья были большими, зарплата маленькой, лечение бесплатным, а бутылка жигулевского стоила 37 копеек. «У старых зданий – особая энергетика, - уверяет художник, - смотришь на какое-нибудь окно и прочитываешь в нем целую историю».

Его прочили в бухгалтеры

Родился Колоколов, конечно же, в милом его сердцу Костанае почти полвека назад. В семье живописцев не было: папа, будучи советским милиционером, сторожил советских преступников, мама воспитывала дома трех советских детей – Толю и двух его сестренок, старшую и младшую. Времена были почти героические: народ еще преданно помнил генералиссимуса Сталина, дивился Хрущеву и восторгался Гагариным. Семья костанайского милиционера не бедствовала, но и не шиковала. Работа отца была престижной, почетной, но небезопасной. А потому видеть единственного сына милиционером мама не желала. Вот бухгалтером - другое дело: спокойно, престижно и денежно.

Бухгалтером себя Толя представить не мог. Втайне от родителей, как и вся страна его подросткового возраста,  собирался в летчики.  Но при этом почти с пеленок прекрасно рисовал и лепил. К семнадцати годам семья как-то разом осознала – быть Толе художником. Мама смирилась: художники тогда зарабатывали не меньше счетоводов в нарукавниках, а по престижу были даже процента на два лучше.

После окончания средней костанайской школы №21 Толя Колоколов ничтоже сумняшеся отправляется в столицу тогда еще  советского Казахстана - город яблок Алма-Ату. Но, конечно, не алмаатинский апорт вкушать, а плоды живописного мастерства в престижном столичном художественном училище.  Ехал не с пустым кошельком: в нем кровные, самостоятельно заработанные для столичной жизни на костанайской стройке рубли. А в папочке – живописные работы. Он уже не совсем самодеятельный художник с улицы. За несколько месяцев до вступительных экзаменов  пришел осваивать азы профессиональной живописи в престижнейшую костанайскую художественную студию Никифорова.

В столице его ждал большой абитуриентский конкурс, вступительные экзамены по живописи, композиции, рисунку, общеобразовательным предметам и …первый облом. В училище костанайский талант не приняли. Побежденным, но настырным он возвращается к родному очагу. Продолжает заниматься в никифоровской студии Дворца пионеров, едет  поступать второй раз, потом в третий… И вдруг его осеняет: здесь, в Алматы, ему не учиться  никогда. За несколько дней до начала очередных вступительных экзаменов Колоколов забирает документы и спешно переправляется в Челябинск. Южно-Уральская «художка» под напором костанайского абитуриента пала без сопротивления. Четыре года уральской учебы вперемешку с ночными подработками кочегаром,  сторожем – и художник уже готов к престижной и денежной профессиональной  деятельности.

Куса, которая кусалась

В Челябинской «художке» распределения на Монмартр не было. Колоколова отправили художником-оформителем в крохотный уральский городишко со странным названием Куса. Городок в узких кругах был известен своими старинными почерневшими от времени рублеными крестьянскими избами, в широких  -  кусинским литьем из металла, похожим на знаменитое каслинское. Среди кусинских художников-самоучек Колоколов – единственный профессионал. Ему обещана всяческая поддержка местных властей в организации художественных мастерских, в устройстве собственного быта. Но проходят месяцы: мастерские начинают таять в чиновничьих эмоциях, быт оборачивается недостроенной общагой, которую еще ждать и ждать.

Между тем кинула судьба молодому художнику даму сердца. Вернее, тогда еще мадемуазель. Будучи профессиональной журналисткой, она работала на областном  радио и частенько посещала костанайский выставочный зал. Там-то коварный шалунишка Амур и подстрелил нашего художника-оформителя. Вернувшись в свою деревянную Кусу, он пытается излечиться перепиской с радио-корреспонденткой, но это уже не помогает. Так в Кусе появляется еще один яркий профессионал. В журналистском творчестве.  Ей уготовано было развивать свой талант в кусинской газете «Строитель коммунизма». Однако  новоиспеченной семье Колоколовых строить кусинский  коммунизм становилось все тяжелее. Общежития нет как нет. Колоколов настырно сопротивляется обстоятельствам, снимает старую избу почти доисторической постройки и начинает активную борьбу  за быт. Между тем на дворе январь, дров нет. Купить их по советскому маразму в лесном уральском краю почему-то невозможно. И  маэстро днем выслеживает бесхозные дрова, а ночью конфискует их в свою пользу. Этого хватает, чтобы окончательно не протянуть ноги от холода. А в воздухе уже носится некий намек на запах пеленок и стойкий аромат невыполненных руководством района обещаний по отношению к молодому специалисту. Это и помогло. Скромный художник возвращается в Костанай с личным собкором.    

Из живописцев – в телеоператоры

Любимый Костанай встречает Колоколова довольно радушно. Ему почти сразу находится местечко в процветавших тогда художественных мастерских. Появляются заказы, а с ними и заработки. Он творит рядом с Соковым, Торшиным, Луговым, Карпенко, Тросиненко…  Наконец он получил то, чего желал от жизни, – возможность писать и жить безбедно. И вдруг все рухнуло. В Беловежской Пуще развалился Союз Республик,  в Казахстане - Союз художников,  в Костанае – худфонд. Мастерские стали походить на утопающий «Титаник». Заказов становилось все меньше, наконец  они  исчезли совсем. Художники покидали свой корабль с грустью. Ни они его, ни он их спасти уже не могли. Выживать легче становилось поодиночке. Колоколов снова пошел в сторожа. Тогда они были важнее, чем живописцы, – нарождавшийся капитализм рисковал быть разворованным безработными толпами бывших  советских гегемонов.

Впрочем, сторожить пришлось недолго.  Основатель и прародитель телеканала «Алау» Виктор Шперлинг ценил талантливых людей и пригласил художника на работу. Не сторожем - телеоператором. Обучение было недолгим: ему показали, как включается видеокамера, и выпустили в мир. Так в творческой биографии Колоколова появилась смачная телеполоса.

Эпоху становления «Алау» он вспоминает сегодня с каким-то особым теплом. Для него, художника, это было время поиска новых форм самовыражения, новых технических и эмоциональных возможностей. У него появился  свой метод съемок, свой стиль подачи материала. Колоколову не было равных в пейзажных этюдах. Так вкусно преподносить на телеэкране костанайскую природу мог только художник, и только художник Колоколов…

…Сегодня Колоколов – два в одном: известный художник  и известный телевизионщик, работающий уже на республиканском телеканале. Счастлив ли он? Застенчиво улыбаясь, признается: «Бывают такие моменты. Только человек не может быть счастливым всегда, иначе счастье обесценится. Чтобы стать счастливым, надо побыть несчастным».

На открытии своей «персоналки» Колоколов выглядел счастливым.

Ольга КУНГУРОВА

версия для печати  
отправить статью по e-mail