НЕМЦЫ ИЗ КАРАЧИКУЛЯ

В 1941-м году в Казахстан были насильно депортированы представители разных национальностей - корейцы, турки–месхетинцы, поляки, немцы. Любимым изречением Сталина была поговорка: «Лес рубят, щепки летят». Горстью таких «щепок» стали сотни тысячи людей, для многих из которых «путешествие» стало последним в жизни…

Елене Фризен в ту пору было десять лет. Она хорошо помнит теплушку, в которой они ехали в течение многих дней. Как страдали в дороге от голода и холода, как  люди, скученные в тесном вагоне, болели и умирали. Помнит, как привезли их в Кустанайскую область, Карабалыкский район, мясосовхоз 487, на ферму № 2, в поселок Карачикуль. Доброту местных людей, местных жителей она будет помнить всегда. Даже фамилии карачикульцев до сих пор хранятся в ее памяти… 

…Весть о том, что в аул привезли пленных немцев, разнеслась мгновенно. Почти в каждой семье кто-то из домочадцев воевал на фронте. Из писем, приходивших с передовой, все знали, какой жестокий и коварный враг – фашист. Во многие дома уже успела прийти «кара кагаз», осиротив детей, десятки семей потеряли своих родных и близких. Поэтому около конторы, где стояли подводы, мгновенно выросла толпа местных жителей. С ненавистью и презрением смотрели они на прибывших, тут и там раздавались крики, проклятья. Но вместе со справедливым гневом в глазах местных жителей сквозило любопытство. В сознании многих четко отложилось, что немец – это враг, от которого исходит угроза. Но на подводах сидели женщины, дети, старики. Дети испуганно жались к матерям, старики угрюмо молчали. Женщины затравленно переглядывались и беззвучно молили бога, чтобы этот кошмар поскорей закончился.

А в это время за дверью кабинета председателя колхоза шло оживленное обсуждение, где разместить прибывших. Председатель опасался, что местные жители в штыки воспримут весть о том, что теперь в их ауле будут жить немцы. У него самого двое сыновей на фронте, но как партийный человек подчинился команде сверху. Уполномоченный из района настаивал, угрожал, обещал принять меры, председатель, слыша крики с улицы, огрызался, спорил. Разместить сразу несколько десятков семей казалось делом не из легких…

Стоял ноябрь. Бураны дули почти каждый день, заметая домишки по самую крышу. А прибывшие одеты не по погоде - на плечах кофты, на ногах тапочки и сандалии. Матери, как могли, кутали ребятишек, закрывая их от холода и согревая собственным телом. Там, откуда их привезли, климат был теплый, и здешние холода стали настоящей пыткой. Местные женщины, когда бежали сюда, торопясь увидеть «пленных фрицев», и не подозревали, что перед ними окажутся такие же, как они, из плоти и крови, люди. Услышав, что те разговаривают на понятном и знакомом для многих языке, застыли в замешательстве. Постепенно крики угроз стихли, в толпе воцарилось молчание.

Первыми не выдержали женщины. Пожилая казашка, воспитавшая восьмерых сыновей, шестеро из которых были на фронте, а на одного уже пришла похоронка, первой подошла к немке, державшей на руках грудного младенца, и, сняв с головы пуховый платок, накинула ей на плечи. Слезы были в глазах  и у старой женщины, и у молодой, которая с трудом, чуть слышно произнесла посиневшими губами «спасибо». Жест милосердия сломал лед отчуждения. Толпа дрогнула и бросилась к подводам. Женщины, старики снимали с себя все теплое и отдавали им. Плакали все, проклиная войну. Старухи-казашки, с трудом понимавшие русскую речь, сердцем ощутили горечь и отчаяние переселенцев. Не дожидаясь, пока начальство решит их судьбу, жители начали забирать «пленных» по домам.

Все немцы, прибывшие той осенью, остались в живых и перезимовали первую трудную зиму. Они постепенно обжились, наладили быт, с присущей этому народу аккуратностью и любовью к порядку и чистоте. И теперь белоголовый Франц мог запросто объясняться  на казахском языке, а черноглазая смуглянка Карагоз смешно гуторила по-украински и пыталась шпрехать по-немецки. Взрослые тоже вполне сносно понимали друг друга, мешая русские, украинские, казахские слова.

В 1947-м году семья Фризен переехала под Кустанай, в Корейский поселок. 17-летней девчонкой пришла Елена на Кустанайский почтамт. В ее трудовой книжке только одна запись: «Принята в 1948-м году на должность телеграфиста и уволена в 1991-м году по причине выхода на пенсию». Большую часть занимают приказы о поощрении, благодарности.

Сейчас Елена Григорьевна в Германии, на исторической родине. Несмотря на солидный возраст молода душой, организовала что-то вроде клуба, где собираются эмигранты из республик бывшего Союза. Они рассказывают о себе, поют русские песни и просто общаются. Находясь за тысячи километров от Костаная, Елена Фризен не забывает о друзьях, часто звонит, спрашивает о делах, о здоровье, о том, как меняется родной город.

«…за счет доброты простых людей, местных жителей, мы выжили эту зиму 1941-го года. Конечно, этих пожилых людей уже нет в живых, но мы с мамой, ей сейчас 96 лет, передаем низкий поклон семьям Айгановых, Тюлюповых, Муеновых, Каримовых, Темирбаевых, Тулубицких, Городецких, Мусиенко, Грибаковых, Дзюба, Липеевых, Кистановых, Буркацких и другим, проживавшим с 1941-го по 1947-й год на ферме № 2. Пусть гордятся внуки своими бабушками и дедушками».
Елена Григорьевна ФРИЗЕН

Умитшах КСТАУБАЕВА

версия для печати  
отправить статью по e-mail