Его ансамбль сорвал «железный занавес» между СССР и Европой

Блестящий танцор и хореограф,  бесконечно талантливый, он каждому запомнился по-разному. Но для всех его жизнь и творчество были неиссякаемой подпиткой уверенности: человек может больше, чем кажется. Когда праздновали его юбилеи и называли его возраст, а потом он выходил на сцену, невозможно было поверить собственным глазам: 70 лет, 80, 90 - и такие пируэты! 

2 ноября 2007 года он скончался. Одно из последних его интервью было дано «Известиям» накануне 100-летнего юбилея.

Женился в 70 лет

Основатель, постановщик всех танцев и бессменный руководитель Государственного академического ансамбля народного танца Игорь Моисеев интервью давать не любит.  Отмахиваясь от отечественных и иностранных журналистов, смеется: «Идите на концерт - там все мои ответы!» Только для «Известий» легендарный хореограф сделал исключение.

- Ваша супруга, с которой вы знакомы с 1941 года, сказала, что вчера вы спросили с удивлением: «Ира, неужели мне сто лет? Я их не чувствую!» И пошутили: «Ира, а сколько же тогда тебе?» На что она ответила: «Не скажу!»

- Ирина Алексеевна - удивительный человек. Когда она пришла в ансамбль, с ней по улице пройти было нельзя: не было никого, кто бы не обернулся вслед, - такая она была красавица. Но у меня тогда к ней не было никакого мужского чувства: я был женат, она вскоре выскочила замуж. Жизнь долго нас разлучала, мы поженились, когда мне было 70 лет. Это абсолютно непогрешимый человек, с ней я забыл, что когда-то в моей жизни были другие женщины. Легкая, смешливая, очаровательная, она всегда найдет нужную интонацию, моментально снимет напряжение так, будто его и не было. Кстати, за всю нашу с ней жизнь его и не было - настолько у нее развито чувство деликатности, такта.

- Вы что же, ни разу не поссорились?

- А зачем? Надо быть дураком или упрямцем, чтобы идти ей наперекор. Мы уступаем друг другу, не обсуждая мотивов. Я слишком ценю тепло и уют в нашем доме, чтобы разрушать его. Без Иры я просто не смог бы жить.

«18 раз мне предлагали вступить в партию»

- Кто из ваших родителей оказал на вас наибольшее влияние?

- В детстве, как всякий мальчишка, я больше тянулся к отцу. Он был очень увлекающимся человеком: окончил философский факультет в Гейдельбергском университете, буквально жил идеями социализма, был этаким тургеневским Рудиным. Но мать, полуфранцуженка, полурумынка Анна Александровна Грэн, оказалась мне ближе. Одно время мы жили в Полтаве. И она там немедленно открыла свою мастерскую. Не прошло и недели, как из Киева стали приезжать к ней с заказами. Потому что узнали, что из Парижа приехала великолепная модистка. Она могла сшить все что угодно - и шляпку, и мужские брюки. И все - талантливо, искусно, изящно. Я очень быстро понял, что мать - по-настоящему талантливый человек. Именно от нее я унаследовал некоторую творческую жилку.

- Она посоветовала вам идти в танцы?

- Нет, отец. Видимо, настрадавшись от преследований в советское время, он сказал: «Выбери профессию, которая охраняла бы тебя от социальных катаклизмов. В любом случае грация и выносливость тебе не помешают». Так я попал в школу Большого театра, затем в труппу, стал солистом, балетмейстером и понял: я в своей стихии.

- Тем не менее, вы недолго задержались в Большом. Не жалеете о блестящей карьере в первом театре страны?

- Нисколько. Там слишком большая зависимость от обстоятельств, далеких от искусства, - политика, начальство. В ансамбле я сам себе хозяин, ни от кого никогда не зависел.

- А как же партия? Руководитель выездного, известного в мире ансамбля - и беспартийный? Как вам это удавалось?

- 18 раз мне предлагали вступить в партию. Я честно говорил, что верю в Бога, что не готов политически. За это мне делали выговоры, замечания, даже кулаками стучали. В конце концов они от меня отстали: «Хоть он и беспартийный, но полезнее любого партийца». Потому что, если надо было разрядить международную ситуацию, посылали не дипломатов, а ансамбль - и мои артисты делали с публикой что хотели. Так было в Финляндии в 1945 году, в послевоенной Европе в 1946 году, во Франции в 1955 году, когда мы, первые из советских коллективов, буквально сорвали «железный занавес» между СССР и Европой, а потом в США в 1958 году именно мы растопили лед «холодной войны».

«Танцовщиц я не пускал на кремлевские ночные застолья»

- Танцовщицы вашей первой труппы - красавицы, как на подбор...

- Мои первые девчата и правда были красотками - таких сейчас нет. Вы даже не представляете, сколько раз Поскребышев, секретарь Сталина, грозил мне кулаком после концертов в Кремле за то, что ни одну ни разу я не пустил на их ночные застолья на кремлевских дачах.

- Правда ли, что вы запрещали своим танцовщицам курить и краситься?

- Если это было чересчур. Сущность женщины - в женственности. Я до сих пор это ценю.

- Кто для вас лучше - артистка красивая или талантливая?

- Артистку красивую научить танцевать легче, чем крокодила сделать красоткой. Некрасивых и неспособных я не брал никогда, но и красивых бездарностей - тоже. Красота - дело хорошее, но сначала изволь стать хорошей танцовщицей.

«Дыхательную гимнастику делаю до сих пор»

- Говорят, вы страшно злитесь, когда кого-то из ваших артистов называют солистами ансамбля. Это правда?

- Я выгоню любого, кто возомнит себя солистом. С 10 февраля 1937 года, когда состоялась первая репетиция ансамбля, и до сих пор у нас действует принцип: «Все учат всё». Если артист солирует в одном номере, в следующем он абсолютный кордебалет. Так построены наши программы.

- Правда, что вы до сих пор упражняетесь?

- Ну, станок классический не делаю давно - лет 30. А вот дыхательную гимнастику - до сих пор. Видите ли, я изучил много методик и создал собственную - очень помогает. Если вы о здоровье, то я много лет не ем мяса, иногда могу позволить себе немного красного сухого вина, хотя предпочитаю чай с молоком, еду люблю простую, но вкусно приготовленную. Я не аскет и вкус жизни до сих пор чувствую отлично.

- Вы много раз говорили, что преемника своему делу не видите. Что будет с ансамблем дальше?

- Видите ли, нужна личность - тогда жанр сможет развиваться. Кроме энергии, обязательно нужен талант. И понимание того, куда идти и какими путями. Второй Моисеев вряд ли сможет родиться. Поэтому сейчас надо просто продолжать то, что уже сделано.

- Почему ваш ансамбль так успешен почти 70  лет?

- Бывают неудачники - как ни повернешь, все не так получается. А есть удачники - как ни повернешь, все хорошо. Мне на этот счет всегда везло. Возможно, еще и потому, что я с юности усвоил одну вещь: никогда нельзя собой восхищаться. Чуть успокоился - все, пропало. Творчество вообще вещь утомительная, все в тебе крутится круглые сутки. И совесть покоя не дает, и досада: понимаешь, что нужно сделать, а оно никак не дается. Да еще каждый день приходится преодолевать лень артистов, а то и откровенную бездарность.

- Говорят, артисты считают вас человеком жестким, даже жестоким. Что вы сами об этом думаете?

- Если бы я был добреньким, никакого ансамбля у нас не было бы. Никогда я жестоким не был. Строгий - да. Это совершенно другое. Строгий - это значит, я спрашиваю и с себя, и с них. И сколько надо, столько и спрашиваю.

- Вы в судьбу верите?

- При чем тут судьба? Я в качество верю.

- Директор вашего ансамбля Елена Щербакова, ваша бывшая артистка, волнуется за завтрашний гала-концерт: как пройдет, не будет ли накладок, как вы будете себя чувствовать? Вы сами-то волнуетесь?

- Нисколько. Разве это последний мой юбилей?