Переступив черту

Юрий БОНДАРЕНКО

Январь - месяц ухода из жизни того, кого еще совсем недавно всенародно называли  «вождем мирового пролетариата». В последние годы этот месяц все чаще становится месяцем ритуального протыкания тела поверженного врага, когда, как некогда под Троей, каждый из греческих воинов почитал своим священным долгом, пройдя мимо убитого Ахиллом Гектора, вонзить в него свое копье. Увы, и мы сегодняшние, судя по тому, что плещет с телеэкранов, так недалеко ушли от былых воителей. Разве что прекрасной Елены, за которую стоило бы отдавать свои жизни и отнимать чужие, что-то не видно...

Зато воинственной энергичности - хоть отбавляй. Тут и повторяющиеся не первый год прямо-таки шаманские игрища вокруг ленинского мавзолея со стенаниями о двух миллионах долларов, которые ежегодно приходится тратить на сохранение  «мумии». Стенания, которые меня лично почему-то заставляют задуматься не о  «затратном вожде», а о том, во что обходятся народу всякие там Куршавели, «Челси» и прочая, и прочая, что, конечно же, требует «частных» денег. Так и те ведь - не манна небесная, что с неба падала, а, по закону сохранения энергии, просто нечто, что,  обойдя мистическим образом одни карманы, благополучно осело в других. Более привлекательных для капитала...

В нынешнем же году игрища дополнила и демонстрация премиеносного фильма Александра Сокурова «Телец» - о последних месяцах жизни Ильича. Вроде бы и актеры талантливы, и проблема есть, но... Не буду  даже вспоминать затянутую утомительность, а местами откровенную скуку, которую еще мог бы как-то переживать советский зритель, приученный к поискам подтекста, глубинного смысла, тогда как сегодня от всей этой псевдозначительности, как мне почудилось, веет мшистой архаикой.

Но если бы дело было только в этом. Боюсь, в своем развенчании кумиров наше родное искусство который уже раз переступило грань, дозволяемую элементарной человечностью. Не буду лгать: я ничего не знаю о гранях абсолютно вечных, на тысячелетья и для всех континентов. Но боюсь, что пока еще переступать некие грани человечности  едва ли допустимо. И вопрос тут не в идеологии, не в симпатиях или антипатиях к какому-либо «изму», а в том, как нам демонстрируют безнадежно больного человека (в данном конкретном случае больного вследствие тяжелейшего ранения). Каждый, кому доводилось сидеть у постели больных, знает неписаное табу: нельзя смаковать человеческие страдания и выставлять их на всеобщее обозрение. Это недопустимо не по отношению к какой-то политической системе, а по отношению к людям, о которых у нас всегда так любили болтать...   Увы, мы видим, что не все именуемое искусством, равно как и религией, уживается с человечностью. Не всякий талант во благо, и не всякое сокрушение табу и устоев - движение вперед, к вершинам...  Может быть, напротив, подчас это - падение в пропасть утраченного Духа?

На мой же взгляд, еще страшнее то, что выбрасывание, как устаревшего хлама, внутреннего цензора раньше или позже толкает человеческое сообщество к цензуре и диктатуре внешней. И, как уже не раз свидетельствовала история  культуры, этот новый диктат оказывается ой каким несладким.