[an error occurred while processing this directive]
"Я СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК!"
Год всего. Какая там жизнь, какая биография. А смотри ты, сколько писем в папках, сколько новых знакомых, сколько историй классных, грустных, нелепых, трагических и смешных стали частью нашей жизни за это время. Именно так – частью ежедневной будничной жизни коллектива “НГ”. Потому что от какого наследства мы отказывались, затевая новую газету? От роли пропагандиста, агитатора, горлопана, главаря, организатора и прочая, и прочая. От менторской позиции по отношению к читателю. От поучительной интонации в отношении него в каждой двадцатистрочной заметке.
У нас получилось? Точно пока не знаем. Но чувствуем, что мы на верном пути. И кто не с нами, тот… будет с нами. Связывайтесь с “НГ”, будем жить вместе.
Сразу после приветствия заявил хрипловатый знакомый голос на другом конце провода. Наш крестник Леонтьич начал удивлять и радовать с первых же минут разговора: “Каждый день вас вспоминаю. Был бы верующим, молился бы без устали. Не знаю, что бы со мной сейчас было? Скорее вовсе меня бы не было. Еще восемь месяцев назад о такой жизни, как сейчас, я даже и мечтать не мог”.
Напомним, что с Виктором Леонтьевичем Штромом познакомились в июле, на трубах рядом с редакцией “НГ”. Пять месяцев прожил на них бомжкалека. Как выяснилось позже, человек с двумя высшими образованиями, майор запаса, первоцелинник. Шестидесятитрехлетнего бомжа трижды устраивали в костанайский Центр адаптации, из которого то выгоняли, то уходил сам. Растворяя злобу на весь мир в “Агдаме”, купленном на выклянченные у прохожих копейки, Леонтьич время от времени “радовал” очередным своим появлением на прежнем месте. Как правило, ничем хорошим уличные посиделки не заканчивались. В один из загулов нашего подшефного даже пытались приспособить к торговле наркотиками. Отказ “справедливого” бомжа восприняли как вызов и поколотили строптивца. Неделю наш дядя Штром не поднимался с труб, пил только воду. Но выздоровление сразу же отпраздновал как положено. Вернулся к вечеру на трубы снова побитым, без подаренных ему туфель и одного костыля.
В ответ на наши душеспасительные призывы Леонтьич клял всех и вся, обвиняя в жестокости и непонимании. В какойто момент нам стало казаться, что все попытки сделать из бомжа человека бесполезны. Но стало холодать. Прыти у старика поубавилось. Рискнем еще раз, последний, решили в редакции и позвонили директору Центра адаптации. Вместе с ним подошли к основному месту работы Штрома – магазину “Экспресс”. На этот раз обошлось без оскорблений и скандала. Понимая, что до зимы ему таким образом не продержаться, Леонтьич клялся виновато: “Я больше никогда никого не подведу: ни газету, ни директора”. Верилось с трудом, но пришлось.
В тот же вечер Штром был снова острижен, помыт и определен в теплую комнату Центра. А в ноябре удалось добиться его определения в Дом престарелых. Говорили, что в рудненский. Попрощавшись с Леонтьичем накануне его отбытия, мы больше не виделись. А тут решили проведать.
Найти его оказалось непросто. Сначала из управления соцзащиты послали в Рудный, потом в Пешковку. Пустые хлопоты. Наконец, в день, когда верстался номер, выяснилось, что он в Карабалыкском домеинтернате. Позвонили. Штром мгновенно нас узнал, сообщил, что был уверен, что мы его найдем и когданибудь навестим. “Лучше летом, когда я загорю, зубы вставлю”, – посоветовал Леонтьич, я хоть и полностью сейчас здоров, но нога так и донимает – кости старые, зубов нет. Сам виноват, знаю. Зато на десять килограммов поправился. Кормят четыре раза в день. Ежемесячно на руки пособие получаю. Так что и на сигареты есть и на все, что захочу. Сам, правда, в магазин не хожу. Прошу других”.
Еще Леонтьич с гордостью сообщил, что не пьет. Может в любое время смотреть телевизор, читать. Сейчас увлекся Марининой. Очень ждет лета, чтобы поехать оформить пенсию в Лисаковск, навестить старых знакомых. “В общем, одет и сыт, вы за меня не волнуйтесь, – уговаривал крестник, – я правду говорю, рядом никого нет. Да даже если б и был, мне некого бояться. Ты ж меня знаешь. Сестрички, санитарки не грубят, и мне незачем. Друзей особенных нет, так, приятели. В шашки играем, по вечерам беседуем. В общем, не просто живздоров, а как сыр в масле катаюсь”.
Так вам жениться пора, – стараюсь развеселить нашего “адаптированного”.
Ты что, меня под пистолетом на это дело не уговоришь. Ни за что. Да и не на ком. Старенькие все здесь.
Напоследок мы поговорили еще с диетсестрой Татьяной Сукманской, которая выдала на нашего Штромика положительную характеристику: “Вполне спокойный дяденька. До неприятностей никогда не доходит. У нас тут все мирно живут”.
Ксения БАРАБАНОВА