ВОСКРЕСЕНОВКА, ДО И ПОСЛЕ.

“Расскажите, пожалуйста, на страницах вашей газеты о судьбе поселка Воскресеновка
Кустанайского района. Очень хотелось бы узнать о нем, о людях. Как поживает Воскресеновка в год своего столетия?” - пишет нам из Германии Александр Браун.

О поселке, на базе которого в советские времена существовал крепкий колхоз имени Чапаева, в его нынешней ипостаси расскажем с удовольствием. Тем более, что именно оттуда родом наш собственный корреспондент в Германии Виктор Айзеле. Живой, так сказать, кладезь деталей и примет недавнего относительно прошлого. Его взгляд на “тогда” плюс наш на “теперь” - и есть этот репортаж.

ВЧЕРА

Мой дед Виктор Айзеле родился в Воскресеновке в ноябре 1906 года. Он был старшим сыном в семье вчерашних переселенцев. По семейным рассказам знаю, что даже дьявольскую сталинскую коллективизацию, которая на Украине и на Волге обернулась миллионами умерших, Воскресеновка пережила сравнительно легко. Даже в период раскулачивания и создания первого колхоза НОЙЕС ЛЕБЕН с голоду в Воскресеновке никто не умирал.
По-настоящему драматическим временем для односельчан была вторая мировая война. Всех работоспособных мужчин (кроме трех опытных механизаторов) и женщин у кого дети были старше трех лет, забрали в сибирские и уральские трудовые лагеря, охраняемые НКВД. Многие там и оставили свои кости. Во время войны в деревню заселили десятки высланных волжских и кавказских немцев, а так же десятки чеченских семей. После войны все воскресеновцы находились под коммендатурой. Больше 3 км. нельзя было отделяться от деревни, в соседнюю деревню или в город – только по спецразрешению.
Все стало налаживаться только к пятидесятым. Односельчане вернулись из трудовых лагерей. Реабилитированные чеченцы уехали домой, комендатуру отменили. А в период хрушевской оттепели –поверить было невозможно – немцев стали брать в армию. Моего отца призвали одним из первых. Его после службы в стройбате на Дальнем Востоке встречали, как героя. Это воспринимали как реабилитацию – если наши сыновья в армии служат, значит, мы уже свои.
Во времена целины Воскресеновка осваивала русский. До того там его понимали лишь единицы. И все равно, моя бабушка, которая умерла в 1981 году, больше ста русских слов так и не освоила. И наоборот, мой русский друг Сашка, с которым я познакомился в 8-летнем возрасте, очень скоро заговорил на чистом баденском диалекте. Никто не удивлялся, только его отец, веселый, ярославский мужик, жутко хохотал и бил себя по ляжкам, когда сынок его вдруг загутарил по-немецки. Мне русский так легко не давался.
Урожаи колхоз Чапаева всегда давал отменные, зарплата деньгами пошла. Порядок в колхозе, порядок в деревне, зажиточные колхозники – казалось, до коммунизма уже рукой подать. Но вот как-то все недотягивались. И постоянные страхи. Помню, отец пришел как-то с колхозного собрания. На лице ужас. Мы: “Что случилось?” Он: “Завтра по колхозу пойдут проверять. У кого в подсобном хозяйстве больше двух коров – тюрьма”. А у нас как раз телка третьей была. Ночью отец увел одну корову в сарай к деду, у которго одна корова была.
А потом пришло время самосознания. Воскреновцы очнулись – елки-зеленые, да мы ж немцы! (Еще года три назад все они были бы необычайно рады, если б в их советском паспорте стерли бы клеймо “немец”.) А мы пойдем на Север! То есть на Запад. К своими....эээ... Не важно. Перед тем как тут опять какие-то катаклизмы начнутся. Заявка в немецкое посольство – и через полгода уже можешь в Германию переселяться. Наша семья одной из первых в 1992 году уехала в ФРГ. Семья – это 17 человек. Все наше состояние заключалось в 1000 марок или 500 долларах, которые мы выручили за “москвич”. В течении трех лет уехали из деревни и почти все остальные немцы. Так Воскресеновка осталась без своих родителей.
В.АЙЗЕЛЕ

СЕГОДНЯ

По деревне, в которой вовсе не угадывается тщательно подкрашенный, подбеленный и педантично ухоженный немецкий поселок, деловито ходят парни с металлическими крючьями. Они – одни из немногих местных жителей, имеющих если не постоянную работу, то, как минимум, регулярный приработок. Их задача – быстро и весело разобрать очередной кирпичный дом. Освобожденные стройматериалы будут погружены в машины и вывезены вон из поселка. При смешной цене на капитальные и поместительные дома в 30-40 тыс. тенге, желающий больше заработает на бэушном кирпиче. Результаты – налицо. Из трех улиц, что отродясь носили в поселке имена Ленина, Кирова и Молодежная, сегодня едва ли осталась половина. Этой весной скрип отрываемых половиц особенно силен.
Юрий Казанцев работает в котельной. Нет, не в той центральной, от которой каких-то пятнадцать-двадцать лет назад отапливалось все село, а в маленькой, работающей на сельский акимат и еще пару-тройку административных зданий. В Воскресеновку он приехал в конце восьмиджесятых из Боровского. Говорит, радовались с женой, как малые дети, когда удалось прикупить здесь домик. Поселок тогда отличался невероятной чистотой, роскошными палисадниками. Основу села составляли немцы, которые хоть и не мыли асфальт шампунем, но хозяйство блюли, женщины соревновались друг перед другом цветниками во дворе. Вслед за коренными, старались и приезжие. “Будто в рай попали”, - машет рукой Юрий.
Сейчас здесь цветов не бывает даже летом. Не принято. Причем, особую красоту не принято наводить как у вновь приехавших, так и у немногих из оставшихся старожилов. Сломалась традиция.
Кстати, о коренных. Пиус Францевич Фейнер – один из немногих немцев, не уехавших отсюда в Германию. При том, что там давно сестры, отец… Да все родственники, считай. Сам Пиус и трое его взрослых уже сыновей все еще тут, в Воскресеновке. И ехать никуда, вроде, не собираются. Почему? “Не хочу туда и все. Скучать буду”. Понимающе киваю, глядя в окно, за которым начинающаяся весенняя беспутица, развалины и общее запустение. И чего, спрашивается, киваю? В поселке давно вместо 1300-1400 жителей, живут 600 с хвостиком. При этом, глядишь – то тут, то там чемоданы собирают. Сегодня Германия светит уже немногим, но…Иван Гинкель, например, которого в поселке знают все, так как магазин держит, намерен, вроде бы, уехать. Жакуповы тоже в Германию собираются. Там хозяин дома наполовину немец, дочь в Германии с 97-го. Возможность есть
А зарабатывают Жакуповы… привозом воды. Это в поселок-то, где водопровод, центральное отопление и телефон практически в каждом доме были. Но… сегодня от водовода остались одни воспоминания. А своей воды в Воскресеновке нет. Народ говорит, приезжали несколько лет назад какие-то с лозой. Крутили ею то так, то сяк… Потом ткнули в одном месте. Ройте, говорят, через неделю воду пробовать приедем. Мужики копали только что не до центра земли – нет воды. Долго потом лозоносца этого в гости ждали. Поблагодарить.
Фляга воды в Воскресеновке сейчас стоит 30 тенге, летом - 20.
О том, что поселку исполняется сотня, его жители в абсолютном своем большинстве ничего не знают. Приезжим не больно-то это и интересно. У них свои проблемы: на чем ребенка в Затоболовку вести, если заболел. Где работать, если крепких крестьян в округе, как ни считай, трое, и рабочих рук им много не надо. Как с коровой быть, когда с выпасами плохо, с кормами и того хуже. Времена, когда каждая семья имела 3-4 коровы плюс молодняк, прошли. Сейчас и одну-то не всякому под силу прокормить.
При таком положении дел о двух десятках семей украинских немцев из Николаевской и Одесской областей, которые по царскому указу приехали за плодородной землей и льготами осваивать эти земли, думать некогда. Да и незачем: многие из приехавших сюда за последние десять лет подумывают вновь пуститься в поисках лучшей доли. Как сказал нам Сергей Кривощеков, отец шестерых детей, мол, собраться недолго, а деревень вокруг хватает.
Собираться Кривощековым и правда недолго. В Воскресеновке они за все время обзавелись только детьми. Практически погодками. Оксана рожала их одного за другим, частенько так и не уезжая в районный роддом. Сергей принимал роды сам. А куда деваться? Машины в семье нет. Хозяйства, приносящего хоть какой-то доход, - тоже. А заказать поездку в райцентр у кого-то из более состоятельных односельчан – 2,5 тысячи вынь да положь.
От окончательной нищеты многодетную семью спасает только то, что Сергей имеет работу. У местного хозяина Александра Павловского. Тот платит регулярно, молоко детям дает, на каждые родины по 10 тысяч, так что, пока Павловский на коне, дай бог ему здоровья, считают Кривощековы, в Воскресеновке жить можно. Кстати, работодатель, желая помочь своему работнику, давал семье поросят на развод. Поросята не развелись: разбежались.
Кривощековы, конечно, случай особенный, но зато очень точно иллюстрируют главную особенность большинства сегодняшних жителей поселка: они не чувствуют, что эта земля им родная и готовы, если что, “подняться на крыло” в поисках лучшей доли.

ЗАВТРА

Тот самый Павловский, которого Кривощековы считают благодетелем и надеждой, был единственным из встреченных нами людей, который о столетии Воскресеновки знал. У Ивана Вечтейна, который, свой бывший колхоз от разорения и разграбления спас, как раз нынче столетний юбилей Шишенки празднуют. А поселки в одно время образовались.
При этом Александр Павловский живет здесь эдак с 95-го. До того жил в Тургае. Говорит, когда слышит что-то типа “понаехали тургайцы, все развалили”, здорово злится. Я, мол, сам тургаец и не разваливать сюда приехал, а восстанавливать.
- А есть что? – осторожно поинтересовалась я.
Говорит, есть. Земля тут, как и сто лет назад, на удивление плодородная. На удивление, потому что мутыжили ее, матушку, считай что век, по-всякому. А она все балл-бонитет 47-58 показывает. Всем перестройкам назло. И сейчас в нищей Воскресеновке крестьянский пай в 20 га за тысячу долларов идет.
Легко на такой земле хозяином быть? Это как посмотреть. Если на себя одеяло тянуть в надежде лет за пять все из земли выжить и – в теплые края, то несложно. Если с расчетом на будущее работать – по нынешним временам из долгов не вылезти. У Александра сегодня 60 тыс. га, небольшая животноводческая ферма и туманные перспективы на выплату кредитов. Говорит, и хотел бы передохнуть, остановиться, но чтобы зерноводство хоть какую-то прибыль давало, нужен большой кусок земли. Коровы-свиньи пока тоже прибыли особой не приносят. Но дают рабочие места и ощущение, что в деревне должно быть все то, что нормальной деревне положено. Не сейчас, так позже, считает Павловский, но мы вынуждены будем отстраивать то, что разрушили.
Кстати, о разрушении. Павловский в ужасе от того, с какой скоростью разбирают в Воскресеновке добротные дома. Приняли, говорит, программу “Аул”, а что в ней есть для реальной пользы крестьянской? Пора, говорит, в Воскресеновке схлод собирать и запрещать продажу домов на слом. И правда: на добротное жилье сейчас в поселке цена совершенно бросовая. Выгоднее покупать государству. Уже сегодня в поселке не хватает учителей. Приедут – где их селить? А так – раз, и жилье специалисту. Не всегда же поселку в развалинах лежать, будут и лучшие времена.
И я не рискнула спросить его: “А вдруг не будут?”

Ольга КОЛОКОЛОВА