ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВЕЗДЕ

Интервью всё-таки получилось одно. Как человеческая жизнь, в которую некоторые умудряются поместить столько всего, что хватило бы ещё на парочку.

Галина КАТКОВА, ng@ng.kz

Как вас теперь называть

- Игорь, ты теперь встречаешь каждого въезжающего в Костанай со стороны железнодорожного вокзала. Стоит здоровенный билборд, на нём Василенко в пиджаке и при галстуке. Как себя там чувствуешь?

- Место отличное. Я в том смысле, что удачно выбрано для размещения рекламы наркологического центра «Надежда». И предложение я оттуда каждому хорошее делаю: «Давайте жить трезво!» Честно – пытались что-то нарисовать, запоминающееся и простое, чтобы идею донести. И вышло, что доходчивее всего, – моя физиономия.

- Лицо как бренд… Слушай, ты давно публичный человек. Не в том смысле, который в это словосочетание вкладывают политики или чиновники, а в нормальном. У одних с твоей фамилией ассоциируются спортивно-профилактические акции фонда «Помощь», для других – ты университетский преподаватель, третьи знают, что работа у тебя разъездная: сегодня в Штатах, вчера был в ЮАР, завтра едешь к таджикам. А четвертые ищут тебя только как доктора Василенко. Что уже в прошлом? Чем сейчас активно занимаешься? Вообще, кто вы сегодня, на пороге своих 43 лет, Игорь Викторович?

- Тебе все называть? Ну, давай по порядку. Я врач. Психиатр. Нарколог. То есть медицина как моё основное и любимое занятие - на первом месте. А уж с ней связаны и другие аспекты. Я являюсь региональным научным сотрудником научно-практического центра проблем наркомании РК. Находится он в Павлодаре, руководит им Александр Катков, которого в Костанае наверняка помнят. Научный сотрудник – это кто? Если совсем просто – то разработчик и освоитель новых методик центра, обеспечивающий население информацией о нём и объясняющий, как туда можно попасть. При необходимости я готов помогать местной наркологической службе. Дальше, я технический советник международной программы снижения вреда от употребления наркотиков по региону Центральной Азии и России. Консультант ещё одной программы, тоже нью-йоркской, в которой подходы больше с позиции профилактики ВИЧ/СПИД среди уязвимых групп.

- Так и хочется в итоге спросить, а работаешь ты где?

- Всюду понемногу. У меня нет того, что можно было бы назвать «основным бизнесом».

- В наркодиспансере не принимаешь?

- Нет, уже лет пять. Разъездная работа технического советника перестала совмещаться с работой заведующего отделением. Как говорится, или – хорошо, или – ничего. Я так привык. А ездить хотелось. И не просто ездить, чужое смотреть, но и своё показывать. У нас ведь существовали такие наработки по лечению наркомании, которых не было ни у кого. Украина, Таджикистан, Россия у нас брали. У меня как у специалиста - частные клиники Пакистана.

- Подожди, это когда было?

- Семь, даже десять лет назад. Я в диспансере-то лет 15 отработал. Начинал врачом в кабинете анонимного лечения, потом отделением заведовал.

- Это у вас там в самые трудные времена цветные телевизоры в палатах стояли?

- И аквариумы. Такое у меня было представление о наркологии, по крайней мере, в пределах моих 120-ти коек. Я всегда работал в анонимной службе, куда обращались люди, желающие лечиться. У отделения и задача была – обеспечить приток больных, которые добровольно хотят избавиться от зависимости. Мы должны были разработать максимум новых услуг и предоставить сервис для неучётных пациентов, готовых лечиться и иногда дополнительно платить за методики, не включенные в перечень обязательных услуг. Так что на телевизоры мы сами зарабатывали. Но отделение не было хозрасчётным. У нас был определенный объём платных услуг. Сверхнормативным были иглоукалывание, лазеротерапия, мы договаривались с областной больницей насчёт барокамеры. У нас имелся купленный на собственные деньги роликовый насос, у меня до сих пор в шкафу валяется.

- А насос зачем?

- Искусственное сердце, помогал кровь проталкивать через гемосорбент. Слышала, наверное, народ процедуру гемосорбции «чисткой крови» называет. Между прочим, тогда она была доступна только в крупных клиниках, а мы наладили у себя благодаря помощи коллег-реаниматологов. У меня была специализация по немедикаментозным методам детоксикации. В Харькове прошёл. Кроме того, что я тебе перечислил, ещё по плазмофорезу. И мы всё это в отделении применяли.

Кто не рискует…

- Игорь, вокруг способов лечения алкоголизма и наркомании столько всего наворочено. Скажи, ваши методики, применяемые тогда, были легальные?

- Естественно, легальные. Но что значит «применяемые»? В 1988 году приходит на приём первый в моей врачебной практике наркоман. А какие у нас тогда методики лечения наркомании? Никаких. Есть книжка «Морфинизм» 60-х годов, когда о полинаркомании ещё и слыхом не слыхивали. Ну, нахожу я в ней сведения о двух подходящих препаратах. А дальше надо искать. И я просто подумал, а чем болевая ломка наркомана отличается от болевого шока, описанного Пироговым во времена Крымской кампании. Достал талмуд, полистал и нашёл - смесь глюкозы с новокаином. Вводить внутривенно. Мне говорят: «Ты с ума сошёл: новокаин – в вену, зачем рисковать?» Причём говорили действительно хорошие специалисты… Однако сделали – результат отменный.

- То есть ты всё-таки рискнул?

- Не слепо же. Я в Караганде три года на «скорой» отработал. До сих пор в любую вену попадаю не хуже классной медсестры. Но дело даже не в этом. Просто я не боюсь экстренных ситуаций и нестандартных состояний больного, когда он даёт не ту реакцию на введение препарата, какую ждёт врач. Я уверен, что, в любом случае, 15 минут не дам ему умереть. Так что мы искали и искали. Вышли, например, на лекарство, которое применялось для лечения язвенной болезни. Нас оно заинтересовало тем, что гасило патологические импульсы. Им пользовались только в ЦКБ. Но настали времена, когда за деньги можно было купить что угодно. Купили. Опробовали. Пошло. Потом нашли сочетание обезболивающих, которое обеспечивало продолжительный эффект и не вызывало быстрого привыкания. У наркоманов же в этом смысле организм особый. Мы, кстати, и ванны горячие практиковали. Распарится пациент – и легче. Озаботились проблемой нормального сна, который для них лекарство. Отошли от канонов психиатрии, которая глушила их нейролептиками. Надо было не просто «выключать» пациента, как это делалось при использовании экспресс-методов. Когда он пять суток спит, просыпается, ломки нет, а в голове – всё то же самое. А ведь наркомания, алкоголизм – заболевания поведенческие. Мы ввели в штат психолога. Загружали их, как могли. У нас и тренажёры были, и гири. Спортзал 18-ой школы, где я вел секцию ушу,  много моих «ребят» перевидал. Знаешь, мы старались, чтобы они ощущали, что процесс всё время под контролем. Строгим – в стенах отделения, где мы впервые ввели тесты на наркотики. Чтобы не было этих ситуаций, когда врач видит, что больной под дозой, а доказать не может. А вне отделения мы им просто по-человечески предлагали помощь в формировании нового круга общения… Сейчас я всем этим методикам обучаю коллег из азиатских стран, провожу как технический советник выездные циклы для наркологов.

«Я не воюю с микробами»

- Игорь, подожди с циклами. Давай про пациентов. Ты к ним, правда, настолько хорошо относишься, что готов видеть их не только на приёме, но и у себя в спортивной секции? Спорю, прочтёт кто-нибудь про тёплые ванны для наркоманов и плюнет: господи, сколько заботы об этих рожах.

- Если ты хочешь видеть рожи, ты и видишь рожи. А я вижу лица. Запутавшихся пацанов. А если это девочка молодая, да ещё с ребенком, представляешь? Но чтобы я у тебя не выглядел блаженным, давай расставим точки над «i». Я уже говорил, что всегда работал только в службах, которые помогают желающим. Поэтому первое, что я делаю сейчас на приёме – провожу мотивационную диагностику. Выясняю, насколько сам человек – не родственники, не любимая девушка – хочет избавиться от зависимости. Пациенты же в большинстве своём потребители: дайте что-нибудь выпить, чтобы я не пил или съесть, чтобы похудела. А я не воюю с микробами. Нет бациллы, которую я найду, уничтожу и спасу больного. Поэтому всё, по большому счету, зависит от того, смогу ли я убедить пациента стать мне партнёром. Главное - объяснить ему, что нет слова «не могу», есть только «не хочу».

- Ты сейчас в отделении не работаешь. Между тем убеждён, что наркологическое лечение может быть эффективным только в стационаре. Как поступаешь?

- Направляю в диспансер, потом пациент должен попасть в центр реабилитации – хоть у нас в Силантьевку, хоть к Каткову. Потом – снова ко мне.

- Когда же полная свобода и полное излечение? Скажи честно, ты многих вылечил?

- А я не понимаю, что значит много. Звонит женщина с претензиями: родственник после лечения не пил три года, а на четвёртый запил, как прежде. Если сейчас сказать любой матери, которая сидит рядом с пьяным сыном, что он не будет пить всего три года, догадываешься, какими будут эмоции. Ну да, грамотно говорить об устойчивой ремиссии. Но если человеку всю жизнь ортопеды помогают не лежать пластом, а всё-таки двигаться на искалеченной ноге, они его вылечивают? Всё в мире относительно. И уравновешенно. Ко мне недавно приходил мужчина. Сказал: «Наш сын уже два года не колется. Мы за вас свечи в церкви ставим». У меня и сейчас от этих слов – мороз по коже. Я лекарь, и, может, это лучшее из того, что мне дано услышать.

Блиц

 - Будущий кандидат меднаук не намерен уезжать в столицы?

 - У них нет преимуществ. Поехать и так могу куда угодно. А Костанай люблю.

 - Когда ты понял, что управляешь своей жизнью?

 - Ещё в школе.

 - Родители тобой гордятся?

 - Одобряют.

 - А сыновья?

 - Мне приятно, что им важно мое мнение.

 - Можешь публично похвалить своих детей?

 - Хорошие парни.

 - Ты когда-нибудь устаешь?

 - Мне просто на всё не хватает времени.

Увлечений у Василенко – тьма. Он инструктор, тренер и просто сертифицированный специалист по дюжине видов спорта. От ушу и каратэ, которым начал занимать ещё тогда, когда оно было подпольным, до виндсерфинга. Он главный тренер области по ушу-саньда. Тренировал и выступал в профессиональных боях одновременно. Сейчас в числе прочих у него есть секция, где занимаются и пожилые люди. Если в полдевятого утра перед памятником Байтурсынову увидите группу, делающую странные движения, знайте – китайской гимнастике их обучил Василенко.

Любит джаз. Играет на фортепиано и губной гармонике, мечтает о соло на саксофоне. Готов был бы купить инструмент хоть завтра, но очень нужен новый маркер для пейнтбола.

версия для печати  
отправить статью по e-mail