НА САМОМ ДЕЛЕ

Огромный соблазн начать этот материал с залпа ошеломляющих фраз вроде: «Для него читал лекцию великий физик, создатель первой квантовой теории атома Нильс Бор!», «Он отдыхал в Крыму с детьми Сталина!», «На его письма отвечали Ботвинник и Лужков!». Тем более что и Бор, и Ботвинник, и Рубен Ибаррури, равно как и дети Иосифа Виссарионовича, - это действительно часть биографии Бертрана Рубинштейна. Просто все было чуть-чуть не так, как написано выше. В газетном ремесле это называется «сместить акценты» ради читательского интереса. С нашим сегодняшним собеседником даже начинать такие игры не стоит. Он из тех редких людей, кого всегда можно спросить: «Расскажите, как было на самом деле». И услышать в ответ правду.

Бертран Иосифович Рубинштейн родился 19-го августа 1923-го года в Ашхабаде. Там же окончил среднюю школу, в 1940-м году стал студентом Московского института инженеров железнодорожного транспорта (МИИТа). Учебу прервала война, продолжить ее студент-фронтовик смог только в 1946-м году. По окончании института в 1949-м году получил диплом с отличием.

В течение 48-ми лет трудился на железнодорожном транспорте Казахстана. Более 33-х лет был начальником Кустанайского отделения Казахской (Целинной) железной дороги. Бертран Иосифович – кавалер многих орденов и медалей, лауреат премии Совета Министров СССР, Почетный железнодорожник Советского Союза, удостоен звания «Заслуженный работник транспорта Казахстана», почетный гражданин Костаная.

«Пока не забыл»

- Бертран Иосифович, как вы попали на лекцию Нильса Бора?

- Летом 1937-го года родители отправили меня на несколько дней из Ашхабада в Москву. Старший брат учился там в одном из музыкальных училищ.  Прохожу как-то мимо особняка Президиума Академии наук СССР, что на Волхонке, и вижу афишу, которая сообщает, что сегодня, 19-го июня, почётный член АН СССР Нильс Бор прочтет доклад на тему «Атомное ядро». Я уже тогда живо интересовался физикой, техникой, и готов был на всё, чтобы попасть в зал. Как удалось добыть приглашение – отдельная тема. Но я присутствовал на этой лекции. Бор читал на английском, переводил известный советский физик Абрам Иоффе.   Конечно, мне, 14-летнему провинциальному мальчишке выпало редкостное везение. Я и тогда понимал это, и сейчас ценю. У меня пригласительный билет на лекцию хранится до сих пор.

- Насколько я знаю, не он один. У вас немало книг с автографами -  поэта Эдуарда Асадова, балетного танцовщика Мариса Лиепы. Есть записка кинорежиссера Сергея Эйзенштейна… Насколько хорошо вы были со всеми ними  знакомы?

- Асадов – земляк, он родился в туркменском городе Мары. Я очень люблю его стихи. На титульном листе «Избранного» автор желает мне счастья. Автограф Лиепы на экземпляр его книги «Вчера и сегодня в балете» повезло получить в 1982-м году моей дочери. А свой – тоже для Лены – я умудрился взять гораздо раньше. Был в Москве по делам, увидел объявление: Центральный дом актера приглашал на встречу с Лиепой. Касса оказалась закрытой, но разве можно было не попытаться? С трудом пробился к дежурному администратору, рассказал, что я из Кустаная, областного центра целинного Казахстана. Видно, был очень убедителен – «на Лиепу»  попал. Года полтора спустя видел его в Большом, в партии Красса. Великий был артист… Я ведь не коллекционер автографов как таковых, мне интересны люди, личности. Мне вообще всегда интересно было жить. И записка Эйзенштейна, о которой вы говорите, хранится не как фетиш. Это память о событии.        

- Вы были дома у создателя легендарного фильма «Броненосец Потемкин». Даже чай пили. Это вам как удалось?

- В апреле 1941-го года институтский комитет комсомола решил провести вечер-встречу  с лауреатами первой Сталинской премии в области науки, техники, искусства. Мне вместе с двумя сокурсниками поручили пригласить на мероприятие Игоря Ильинского, артиста Симонова – исполнителя роли Суворова в театре на Бауманской и Сергея Эйзенштейна. Симонов согласился и был на вечере, Ильинский оказался болен. К Эйзенштейну, раздобыв адрес, мы поехали на Мосфильмовскую. Сергей Михайлович нас, оторопевших от величия момента, усадил за стол, велел домоправительнице подать чай. Идти на встречу он не мог, был занят в Доме кино и Академии наук. И я попросил написать по этому поводу записку для институтского начальства. Он написал: «Настоящим уведомляю, что действительно к великому сожалению…» Листок с датой и росписью Эйзенштейна храню уже 55 лет. У меня часть этих историй изложена в небольших сборниках. Их вышло три. Они так и называются «Пока не забыл». Писал я их, не рассчитывая на массового читателя. Зачем тогда, спросите вы?

«Мы боялись не успеть в герои»  

- Цитирую вас же: «Это очень нужно для того, чтобы правдиво оценить и понять прошлое…» Согласна на 100%. Но при условии, что изложенное – правда, а не домыслы. От иных «мемуаров» просто оторопь берет – столько фактических ошибок.

- Память человеческая – зыбкая вещь. На свою не жалуюсь. Но я ведь не только пригласительные билеты храню. Все важные для меня документы имею в копиях. Около 3000 фотографий, на обороте каждой – дата, подпись. Уже много лет веду рабочие тетради, заношу в них самое важное, что случилось за день. Могу сию минуту открыть и сказать, что произошло, скажем, 22-го декабря 1985-го года. Могу разыскать в отчетах показатель объема грузоперевозок нашего отделения дороги десяти - двадцатилетней давности. Точные цифры, документально подтверждённые факты очень дисциплинируют ум при всяческих писаниях.       

- Бертран Иосифович, даты 19 августа 1941 года в вашем «судовом журнале» наверняка нет. Молоды были для летописей. Вас действительно ранило в день рождения?

- Да, Западный фронт, под Вязьмой, деревня Бухоново, осколочное ранение в голову. Осколок до сих пор при мне.  

- Как вы на фронт попали? Ведь студентам  транспортных вузов бронь полагалась.

- Да вы что, какая бронь?! Мы боялись не успеть в герои. Тем более я, секретарь комитета комсомола факультета. У нас в вузе учились парни, которые воевали с белофиннами. Бесславная для страны была кампания. Но люди вели себя мужественно, и внимание к нашим фронтовикам было огромное. На торжественных мероприятиях их выбирали в  президиум, девушки вокруг них вились стайками. Так что 3-го июля 1941-го года выступил Сталин, а на следующий день вместе с десятками других миитовцев я писал заявление с просьбой отправить на фронт добровольцем. Попал в пехоту. Вооружили винтовкой Мосина образца 1881/30 года. Первое, что новобранцы сделали: повыбрасывали тяжёлые каски и красивые маленькие сапёрные лопатки.

- Зачем?

- Считали, что не пригодятся. Что к 7-му ноября мы с фашистами управимся.

- А потом?

- А потом была война. Пулемётные курсы. Курсы усовершенствования политсостава. Второе ранение. Бои за освобождение Белоруссии, Литвы, Латвии… Только давайте без вопросов, сколько врагов я уничтожил. В меня стреляли, и я стрелял куда-то. Такая работа на фронте.

- Бертран Иосифович, к вопросу о фронтовых мемуарах. Вообще, насколько серьёзно можно относиться к такого рода подсчётам в них?

- Не хочу быть категоричным. Просто напомню, что даже от снайперов требовалось подтверждение выполнения задания. Лётчики после бомбометания должны были представлять кадры аэрофотосъемки. Победа в бою – дело коллективное, и не по «зарубкам» на прикладе определялся вклад каждого бойца. Накануне празднования юбилея Победы я, кстати, даже обращался к редакторам ряда местных газет. Советовал быть внимательнее, готовя публикации по воспоминаниям очевидцев и участников войны. Люди стареют, память уже не та. Вот и появляются на газетных страницах то автомат Калашникова в 1941-м году, то несуществующие ордена и населённые пункты. Я искренне уважаю фронтовиков, но история такой войны также заслуживает уважения.

Здравия желаем, товарищ генерал     

- Войну вы завершили в Порт-Артуре?

- Да, 9-е мая встретили в Кенигсберге, а 12-го мая части нашей 39-ой армии погрузились в эшелоны и двинулись на восток. Прибыли в Монголию. Через пустыню Гоби совершили 360-километровый марш-бросок к городу Тамцаг-Булак. От жары падали и люди, и лошади. В ходу была шутка. На вопрос, какой у тебя любимый город, отвечали - Тамцаг-Булак. А песня?  – «Прощай, любимый город».  Про Японскую кампанию написано много и подробно. Мне тогда врезалась в память встреча в Даляне с русскими эмигрантами. На концерте ансамбля песни и пляски Приморского военного округа  люди, слушая песни «Варяг», «Плещут холодные волны», слёз не стеснялись, обнимали друг друга. А в Порт-Артуре в октябре того же 1945-го года на торжественном приеме я видел Мао Цзе Дуна, Чжу Дэ и других руководителей будущей КНР… После войны я вернулся в родной институт.

- А могли бы стать журналистом, да?

- Писал на фронте в дивизионную газету «Красноармеец», в самом конце войны меня отозвали  в Москву для работы в Совинформбюро. Наверно, мог бы.

- Но не прельстились карьерой в СМИ. И начали после окончания вуза с «красным» дипломом работать дежурным по парку на станции Акмолинск Карагандинской железной дороги. Это вы-то, которого рекомендовали в очную аспирантуру!

- 1949 год, борьба с «космополитизмом», проблемы «пятой графы». А я классический еврей. Мама - Эсфирь Моисеевна, папа  - Иосиф Юрьевич. Фамилию я никогда не менял. И сегодня, когда на моих часах – 82 года жизни, я уверен, что делал её, как надо.

- Вы 33 года и 7 месяцев были начальником Кустанайского отделения дороги. Это абсолютный рекорд для системы МПС СССР.  У вас три звезды на погонах, генеральский железнодорожный мундир. Какими силами вы «командовали»?

- 15 000 сотрудников, говоря нашим языком, связанных с перевозками, и ещё около 10 000 иных. Мы имели 28 детсадов, 15 средних школ, 3 больницы и столько же поликлиник, пионерские лагеря, магазины... Огромное, конечно, хозяйство. Мне на стол за день ложилось до 500 документов. Отделение было одним из трех в Союзе, удостоенных диплома и памятного Знака ЦК КПСС, Совмина СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ. Они вместе с другими высокими наградами хранятся в музее на вокзале. Об этом сообщала и мемориальная плита на здании отделения дороги, но ее «по команде» убрали.

- Не скучаете на пенсии после работы таких масштабов?

- Некогда. Я член консультативного совета АО «Национальная компания «Казакстан темiр жолы». В Костанае вхожу ещё в один -  консультативный совет при ректоре КГУ. У меня огромная переписка, большая почта. Мне даже «Гудок» регулярно из Москвы передают. А я в ответ – наш казахстанский аналог. Недавно  от Николая Конарева, бывшего министра путей сообщения СССР, получил посылку – новую Энциклопедию транспорта, четвёртый том, история железных дорог.

- Дома у вас – как в Смольном, телефон  не молчит. В будни до 15-ти  звонков, а сколько бывает в день рождения, Бертран Иосифович?

- Около двухсот. Не поверите, но в «бортовом журнале» есть запись.

Галина КАТКОВА

версия для печати  
отправить статью по e-mail