ОСТОРОЖНО – ПОЭТ!

Мир все больше сходит с ума от всего натурального. Снова появились рукописные книги. Интересно, как бы на это отреагировал первопечатник Иван Федоров? На осеннем московском бьеннале поэзии специальный день был отведен именно рукописным сборникам. В поэтическом салоне при известнейшей в Москве арт-галерее «Зверевский центр» среди множества поэтов-рукописцев – наш Сергей Лешаков.

Легендарный, потому что еще недавно энергично эпатировал публику словесной эквилибристикой. Маститый – потому что имеет заслуженный черный пояс магистра искусств. Именитый – потому что, будучи рудничанином и казахстанцем, стал членом Союза писателей России. Плодовитый – потому что выпустил четыре поэтических сборника и готов подарить миру еще десяток.

«Все мои музы были ведьмами»

Я встретилась с магистром на филфаке костанайского пединститута. Он согласился пообщаться со студентами при одном условии – оплаты обратной дороги до Рудного, которая обходится в сто тенге. Такая великая сумма, конечно же, для легендарного поэта нашлась. И вот  он – в набитой битком самой большой филологической аудитории. Ждет своей очереди вслед за Сергеем Петренко, другом, поэтом, рудненским журналистом. Тот чуть богаче магистра: может оплатить себе дорогу туда - обратно, и даже «туда» – Лешакову. Пока Петренко читает стихи и отбивается от провокационных студенческих вопросов, Лешаков подтянуто-сосредоточен. Наконец подходит к кафедре и сразу начинает с предупреждения: «На все ваши вопросы ответы в моих стихах. Поэтому прошу не перебивать: сейчас буду читать цикл из двадцати трех стихотворений». Зал ошарашен таким смелым заявлением, но молчалив – филология наука интеллигентов. Магистр начинает читать, медленно перелистывая тонкую зеленую школьную тетрадочку. Это и есть первый том его рукописного трехтомника. Читает вызывающе-заунывно, как большинство профессиональных поэтов. К середине цикла сдается: «Ладно, достаточно, а то у меня уже сил не хватает».  И тут водопадом сыплются вопросы. Мэтр отвечает незаносчиво и, кажется, искренне.

«Муза? Конечно, есть. Ее зовут Глюза Рамзия. Она прозаик и одновременно профессиональный мастер-строитель. При каждой встрече я подпитываюсь от нее духовно и физически». Я удачно вставляю: «Несколько лет назад Вы с таким же пафосом говорили о другой музе…»  Он улыбается: «Поэты не могут без любви. Абсолютно согласен со Стефаном Цвейгом, который сказал: «Нормальное состояние поэта – это влюблённость в любовь. Все мои музы были ведьмами, а иначе как бы им удавалось постоянно вытаскивать меня с того света?»

За плечами маэстро два официальных брака, трое официальных детей и бессчетное количество личной неофициальности. «Разрывы с музами переживаю тяжко – рычу и катаюсь по полу…»

«Почему, имея успех в Москве, не живу там? Москва – очень нервный город. Город, где мне нет уединения и тепла. Я себя там очень плохо чувствую, прежде всего физически. Здесь, в Рудном, живу в небольшой квартирке с мамой. Только здесь мне тепло и комфортно. И даже мясо иногда бывает».

«Слёзы…» убили Москву наповал

С 1999-го по 2001-й год он учился в Москве на Высших литературных курсах. Для писателя – это Сорбонна и Гарвард вместе взятые. Через них когда-то прошли Рубцов, Астафьев, Айтматов и не только. Среди друзей Лешакова моднейшие современные русские поэты – Иван Жданов, Николай Байтов… Его бесконечно приглашают в российскую столицу на многочисленные поэтические тусовки. А у него никогда нет денег туда добраться. Нынешней осенью кое-как наскреб столько, чтобы все-таки добраться до первопрестольной. Обратную дорогу оплатил Союз писателей России только до Челябинска. Там на его счастье встретился бывший мэр Костаная Василий Корнев. Он-то и довез магистра до отчего дома.

Нет, Лешаков не обделен ни покровительством критики, ни вниманием издателей. Уже вышли в свет четыре сборника его стихотворений: в 1999 году «Город Муляж» в Костанае, в 2000-м «Палочками дождей» в Челябинске, в том же году «Скрипящий снег» в Вологде, в 2004-м опять в Костанае «Дерево в нагрудном кармане». 

«Были спонсоры, но не было гонораров, - вздыхает Сергей, - теперь вот продаю свои рукописные книги по 50 тенге за том». Он показывает аудитории скромненькие ученические тетрадки, исписанные вручную неумелыми печатными буквами, и  добавляет с гордостью: «Продал уже сто экземпляров. В Москве на бьеннале в это никто не поверил. Читал я там не стихи. Сейчас в столичных поэтических салонах последний писк в русской литературе – микропроза. Она чем-то похожа на верлибр, но больше по размерам и обязательно с притчевой или сказочной основой. Мои «Сладкие слёзы безглазой куклы» убили там всех наповал. Эта вещица будет напечатана в ближайшем номере костанайского журнала «Берега».

…Час большой поэзии быстро заканчивается. Я тороплюсь приобрести у маэстро сто первый экземпляр рукописного трехтомника и деликатно интересуюсь состоянием его здоровья, зная, что у Сергея какие-то проблемы с позвоночником. «Спасибо, плохо. Сейчас вот держусь на уколах с витаминами и на встречах с Глюзой Рамзией. Пробовал подрабатывать факультативом в рудненском экологическом лицее. Зарабатывал чуть больше тысячи тенге в месяц.  Сейчас живу на мамину пенсию, да на то, что удается выручить от продажи своих рукописных сборников». На прощание я пытаюсь сфотографировать маэстро для НГ, но цифровая техника почему-то начинает капризничать. Он не удивляется, замечая: «Когда я пишу, читаю стихи или даже просто говорю о поэзии, обязательно что-нибудь перегорает. Один раз я так сжег чужой компьютер. Дома мама ругает за постоянно сгорающие лампочки…»  Я не очень верю в эти сказки, но сфотографировать не могу: моя редакционная безотказная техника работать не хочет. Теперь, когда пишу о поэтическом маэстро, боюсь за свой компьютер…  А вдруг?

Ольга КУНГУРОВА

версия для печати  
отправить статью по e-mail