ДОМ ДЛЯ БАЙТУРИНА

«Все мы вышли из «Гражданпроекта»

-         Александр Зайкешевич, что нужно, чтобы из  воспитанника советской школы выковался представитель вполне капиталистического мидл-класса?

-         На первых порах надо, чтобы у него были нелады с химией и немецким языком. Шучу, конечно. Но сам я определялся после школы именно так. Купил справочник для поступающих в вузы и выбрал архитектуру, исключив нежелательные предметы.

-         Вы себе представляли отчетливо, что это такое – архитектура?

-         Я хоть и сменил после Нальчика несколько сельских школ в Казахстане, дефективным-то не был. Считал, что буду придумывать дома. Рисовал, как все говорили, неплохо какие-то стенгазеты, плакаты. Чего еще надо? Правда, на столицы я не претендовал. Поступил в Усть-Каменогорске на факультет архитектуры строительно-дорожного института. Учиться, кстати, сразу понравилось.

-         Лавры Растрелли или Корбюзье покоя не давали?

-         До такого идеализма не доходил. Но действительность была еще суровее. Когда я заступил на работу  в костанайском «Гражданпроекте», то начал с того, что рисовал фасады, кисточкой балконы раскрашивал. Тогда, в начале восьмидесятых, было мощное жилищное строительство. И архитекторы в основном «привязывали» типовые проекты к конкретным условиям застройки. Рутинная работа.

-         И вы заскучали?

-         Честно – нет. Дело было в другом. Еще в институте я женился. Потом «распределился» в армию. Думал, отдам сразу долг Родине, чтобы потом не дергали. Служил в стройбате, семья была со мной сначала в Иваново, потом – еще в одном таком же городишке. Трудности были чисто армейские: по субботам бессмысленные маршировки на плацу, проблемы с продуктами. Но и цивильная жизнь не дала расслабиться. Нам с женой - она тоже архитектор – в проектном положили довольствие: 130 рублей одному и 120 другому. В армии я такие деньги один получал, а детей уже двое, и еще хочется.

-         Экий вы быстрый.

-         Как говорил один мой знакомый – это очень удобно, вещи не успевают из моды выйти. Жили мы в общежитии, считалось, что нам его «пробили» по блату. Садик детям дали где-то на другом конце города. Я халтурил в Худфонде, вписывал творения художников в интерьеры деревенских парткомов и сельских клубов. Оплата за один планшет с эскизом общего решения, так это называлось, равнялась моей месячной зарплате. На работе вроде чувствовались какие-то новые веяния. Создали группу перспективного развития. Требовали новых идей, но денег не прибавлялось. Нашей группе достался проект Дворца пионеров, в середине 80-х на выставке Союза архитекторов он был в числе лучших. Но сам дворец так и не был никогда построен. Зато мы познакомились и поработали с талантливым целиноградцем Женей Погуцей,  который многое привнес в костанайский архитектурный бомонд. Да и вообще были люди с искрой Божьей... Время шло, в институте уже сквозняки перемен гуляли: помните КТУ - коэффициент трудового участия, выборы руководства. Но ощущение нехватки денег было непреходящим, нас-то в семье было уже пятеро. И я пошел сдаваться в горисполком. Хочу, говорю, работать по патенту. Нельзя, отвечают. Я упорствую и, в конце концов, получаю разрешение.

-         На что? Какую нишу в то нерыночное время вы для себя присмотрели?

-         Горбачевская перестройка. Свободы все больше. Многие хотели строить частным образом, а без проекта нельзя. Я получаю патент, даю объявление в газете. Помню первый заказ – 40-рублевый домик типа дачного. Работы много, но и ограничения есть – нельзя, например, работать по безналу. И я начинаю кампанию – уговариваю ребят из нашей группы создать кооператив. Довольно долго уговариваю, и  3 октября 1988 года стал днем рождения нашей «конторы». Учредителей было семеро.

-         Озолотились?

-         Спрашиваете. Один из первых крупных заказов – где-то на 7 тысяч рублей, по тем временам очень приличные деньги. У нас хватило ума сразу их не проесть, оставили, как деловые люди, на развитие. А тут случилось землетрясение в Спитаке, и мы решили помочь. Но вообще работы было полно. Мы оформили небольшой каталог, показали, что можем делать, и шарахнули рекламу в «Известиях». Заказы повалили в таких количествах, что почтовый ящик не вмещал. Но когда рубль закачался, это стало невыгодно. У нас бывали времена, когда мы шли просто на авантюры типа строить самим дома в деревне. Когда мы начинали, у нас не было даже ксерокса. Нашли тетеньку с техникой множительной, а из транспорта – мой велосипед. На нем и возил рулоны чертежей, а потом дома – станьте, дети, станьте в круг, будем сшивать проект. 

-         Вы же были кооперативщиками в свободное от работы время?

-         Да, поначалу, пока это было в порядке вещей. А потом начались проблемы в институте. Я уволился и окончательно ушел на вольные хлеба.

-         Обманывали вас часто?

-         А кого не обманывали. Помню, нас однажды наказали на миллион. Мы отправили заказчикам огромное количество чертежей «в коробке из-под ксерокса» и не застраховали груз. Ну не принято еще это было. Ждем оплаты. Неделю, другую, звоним, а нам рассказывают, что в нашем ящике какие-то железнодорожные детали. Утешало только то, что миллион мы все-таки получили раньше.

-         Сколько человек из прежней команды сейчас вместе с вами?

-         Из числа учредителей – один,  Таня Петрунина.

-         Почему ушли остальные?

-         Болезни роста, несходство характеров, поиск лучшей жизни, дележ имущества – по разным причинам. Но это был естественный процесс, без этого редко обходятся.

-         Александр Зайкешевич, как вы умудрились отхватить себе под офис такое здание на улице Пушкина – тихий центр, постройка 1912 года, красота, площади необъятные?

-         Насчет красоты. Когда мы сюда пришли, фасад с одной стороны лежал на земле, крыши практически не было, на парадную сторону здания должен был выходить гальюн. Мы здесь пять лет. Года два я пребывал в ужасе от того, во что ввязался. Реставрация далеко не завершена. Она съедает изрядное количество наших заработков. Теперь насчет того, как нам досталась недвижимость.  Город задолжал «Дому» около 6-7 тысяч долларов. За многое, в том числе за ледяные горки, которые мы ежегодно проектировали и строили. Когда стало ясно, что денег нет, и не будет, нам предложили что-нибудь приемлемое себе подыскать. Я выбрал  эту полуразрушенную двухэтажку. В архивах есть сведения, что здесь был приют для беженцев, госпиталь, школа милиции, спецкомендатура, учительский институт. Такую биографию стоит уважать.

-         И поэтому вы делаете не просто ремонт, а реставрацию?

-         На самом деле мы многое здесь переделываем, но стиль, дух здания с высоченными потолками, арочными проемами, коваными лестничными решетками стараемся сохранить. Надеюсь, года через два у нас будет настоящее архитектурное ателье. Чтобы человек вошел и сразу понял – здесь работают люди, которые бесспорно умеют придумывать красивые дома. Мы пока не отремонтировали наш главный зал, его сейчас пенопластовый экран прикрывает. Но когда он будет готов, перед посетителем сразу от входа откроется шикарная двадцатиметровая перспектива.

Таунсай – «город Солнца»

-         Будем к вам ходить на экскурсии. В городе взгляд все время натыкается на стены. Монолитная линия застройки. Стоят уродцы в двух уровнях плечом к плечу. Скажите, Александр Зайкешевич, что вам как архитектору больше всего не нравится в Костанае?

-         То, что строения закупоривают выходы на Тобол. Река – богатство любого города. И в нашем все бульвары ориентированы на нее. Но их перекрывают, это как тромбы в кровеносных сосудах. Непонятно совершенно, как дальше будет развиваться, расти Костанай. Улицы запечатываются тупиками. Нравятся ли мне новые дома? Так их, как правило, строят, чтобы вложить деньги. Стоит такой огромный склад стройматериалов. Вы знаете, что у нас при оценке, продаже никто не включает архитектуру в стоимость дома? 

-         А сами вы живете в особняке?

-         Да нет, в квартире, со мною все дети и даже двое внучат. Тесно, конечно. Оформляем ипотеку ,и есть еще одна идея. Я себе построю много домов, сразу штук пятьдесят.

-         Не многовато будет?

-         Мы, я предприятие имею в виду, купили кусок земли недалеко от города. Немногим больше четырех гектаров. Там пытались строить что-то вроде развлекательного комплекса или зоны отдыха. Проектировать начинали челябинцы и очень неплохо. Стоит что-то вроде ресторана, пять домиков даже начали строить. Так вот там будет поселок. Мы его назвали Таунсай. Категорически никаких заборов внутри, зато ограда по периметру, ключи сдаются на охрану. Люди не будут бояться оставлять там детей, дрожать за свое имущество. Никакого подсобного хозяйства, никакого скота и картошки. Цветы, деревья, никакого самостийного строительства типа: я захотел площадку для барбекю, а у меня получился бассейн. Только с разрешения, это прописано в уставе.

-         Так уже и устав есть?

-         Ну пишется. Мы же надеемся, первые, которые не с нуля поднимаются, будут сданы если не в конце года, то чуть позже. Строятся по оригинальной методике – несъемная пенопластовая опалубка, внутри бетон, сверху штукатурка.

-         И здоровенные, как на московской Рублевке.

-         Нет, все будет понятных нормальному человеку масштабов. Увидите.

Архитектурное ателье «Дом» в Костанае – автор таких крупных объектов, как  Дворец спорта, аквапарк, вторая очередь Сити-центра, реконструкция детской городской больницы и школы имени Мауленова.

Между прочим первоначально задумывалось, что спрут аквапарка раскинется… между областным акиматом, зданием бывшей девятиэтажной поликлиники и музеем. Лицом, разумеется, к властям. Вписывался, утверждает Байтурин, отлично. Но потом все переиграли. В итоге объект лишился своей самой экзотической части – открытого бассейна. Не смогли расселить людей. Кстати, нелюбимая проектировщиками спешка, всегда сопровождающая строительство пафосных объектов, заставила щупальца аквапарка вздыбиться над мостовой сантиметров на тридцать выше положенного. Так плитку класть легче, объяснили Байтурину.

Офис у Байтурина и его команды отделывается, как строят дом родной. В одном из кабинетов висит шикарная люстра. Купили у человека, который нашел ее на свалке. Месяц начищали медные части, перераспределяли висюльки. Сегодня она, вписанная в гипсовую розетку потолка, выглядит по-царски. В «конторе» будет кают-компания с выходом прямо на уличную террассу. Ею станет крыша гаража, которую опустят, чтобы не застила фасад… «Англичане считают, что большой дом строится всю жизнь. Это наша тема», - говорит Байтурин.            

Галина КАТКОВА

версия для печати  
отправить статью по e-mail